Наталья Михайлова - Королевство белок

— Моя жена умирает! Я не стану драться. Пустите меня к ней, покажите ее мне, тогда буду. А нет — убейте так!

Нейвин медленно нахмурил брови. Его лицо побледнело. Прославленный воин подошел к Бересту. Тот не отшатнулся, не посторонился и даже не отвел взгляда. Нейвин вспомнил рассказ своего друга Радко, который однажды убил отказавшегося от боя раба. Но тогда раб упал на колени и молил о пощаде. Берест же стоял, точно каменный, и смотрел тяжело и сурово.

— Я не убью его сейчас, — громко произнес Нейвин. — Верните ему его женщину, и я убью его в честном поединке! Пусть никто не скажет, что он погиб, потому что сам пожелал смерти.

Нейвин вложил в ножны клинок.

Слово прославленного Нейвина значило многое. Но на сей раз поступок упрямого раба переходил любые границы. Это был бунт на глазах у всех, человек осмеливался ставить условия высшим.

Когда снежная туча пришла и наконец встала над городом, Береста в цепях уже приковали к столбу на городской площади.

Хассем работал у мехов в большой кузнице. Он не замечал, как пролетают ночи на дощатых нарах, а дни были полны грохота и жара. Поначалу Хассем еще мечтал отомстить убийце Зорана. Перерезать ему горло, как однажды Кроту. Украсть один из скованных в кузнице ножей и ждать, верить, что однажды встретит этого молодого воина по пути в кузницу или в барак. Хассем бросился бы на него при всех и с готовностью сам заплатил бы жизнью за свою месть. «Он не должен жить!» — ненависть доводила Хассема до безумия. Он часто не спал ночами, и другие рабы испуганно сторонились, поглядев в глаза смуглого худощавого юноши, который совсем не казался сильным.

В детстве мать учила Хассема верить в Единого Создателя. Она не умела ни читать, ни писать. Их с мужем — отца Хассем совсем не знал — привезли на корабле из Этерана. Маленькая черноглазая женщина не много могла рассказать о Творце, но говорила с жаром. Остальное Хассем додумал, стараясь сделать понятнее для себя. Страдания людей он объяснял тем, что они несут изначальное наказание, за неизвестную им предвечную вину. Хассему приходило в голову: мы были когда-то кем-то иными, потом родились здесь, чтобы нести наказание. Кто честно отбудет срок — вернется на забытую родину. Кто провинится опять, пойдет в еще худшую тюрьму.

Мальчишкой Хассем старался отбыть свой срок получше. Он усердно работал и не крал на кухне даже по мелочи. Только Берест на каменоломнях смутил его. Хассему он нравился, и подросток решил открыть Бересту глаза: пусть и Берест тоже в конце жизни заслужит прощение. Но Бересту и Вседержитель Хассема пришелся не по душе. Он сердито сказал приятелю, что слышать больше не хочет о богах-тюремщиках.

Берест не верил и в то, что для всех людей в мире жизнь — каторга.

— Мои мать и отец жили счастливо и в любви.

— Ну вот же… — пробовал возражать Хассем. — Они думают, что тебя убили.

— Это, брат, и со счастливыми случается, — ответил Берест и вздохнул. — Ничего. У них еще двое сыновей… И я тоже хочу быть счастлив. Не хочу жить в цепях, — он возмущенно сжимал кулак, поднимая схваченную кандалами руку. — Вырвусь.

Хассем недоверчиво качал головой. Но Бересту, похоже, было все равно, верит ли ему этот замкнутый черноволосый паренек. Все выходило по его, Береста, воле. Он и сам вырвался, и Хассема в конце концов выручил с каменоломен. Хассем долго думал над его простой целью: «Хочу быть счастлив». Мать говорила Хассему, что это неугодно Творцу. А Берест был убежден, что человек для этого и живет. И Хассем, видя трудные победы своего старшего друга, невольно начинал колебаться: да уж и в самом деле, не для счастья ли рожден человек, а зло — не что иное, как зло, а вовсе не высшая справедливость?!

Битва с Демоном, побег с каменоломен, освобождение Энкино убеждали Хассема, что воля Творца — чтобы каждый был свободен и счастлив. Только не все люди понимают, что это настоящая воля Творца, и ради достижения других, ложных целей закабаляют и себя, и друг друга.

На глазах Хассема погиб Зоран, успевший стать для него тем, чем был бы, наверное, отец. В своей земной судьбе Зоран испытал так много бед, что выходило: если жизнь людей — искупление, то он несет наказание за что-то еще более ужасное, чем другие люди. Хассем не верил, что Зоран когда-то, «до жизни», был преступником. У него чистая душа. Если он сумел остаться добрым после всех жизненных передряг, что могло заставить его стать злодеем «до жизни»? Неужели еще большие муки? Но тогда все мирозданье несправедливо! А в душе Хассем ни разу не уклонялся от мысли, что мироздание прекрасно и Творец прав.

Так Хассем окончательно расстался с верой в предначальную вину людей и искупление ее при жизни в Обитаемом мире.

Рабская жизнь не была для Хассема внове, и он привык к ней легко, но на этот раз без смирения. Раз Хассем больше не допускал мысли об изначальной виновности всех людей и о мире-тюрьме, то в рабстве и несправедливости не осталось для юноши ничего священного. Он теперь чувствовал жажду единоборства с ними. Хассем готов был бросить работу и больше никому не подчиняться даже ценою смерти. Его удерживало, что он был не один. Хотя он ничего не знал о судьбе своих спутников, но надеялся — он еще увидится с ними. Хассем искал способа послать о себе весть и верил в находчивость Береста.

За тяжелой работой на мехах и в краткие минуты отдыха, когда от усталости миска с похлебкой едва не выскальзывала из рук, Хассем не переставал мысленно взывать к Творцу: «Дай мне знак, как поступить!». Творец освобождает одних людей руками других. Хассем почти не сомневался, что Берест снова — а может быть, и он сам — послужит орудием Творца. Эта уверенность в нем росла. Глаза раба-подручного Хассема горячо блестели в темноте кузницы, отражая пламя горна…

Этой ночью ему снился сон. Не тяжелый, не тревожный. Хассем видел город — тот самый, где сейчас был невольником. Путь Хассема в кузницу лежал через главную площадь. Мимо ходили его товарищи по бараку, но во сне они не были рабами. Они были одеты, как свободные люди, и могли идти, куда захотят. И в городе, и в окрестностях они — полные хозяева. Хассему было неловко расспрашивать, как же они, такие покорные и несчастные, вдруг освободились? Куда теперь девались те, кого они так боялись и называли высшими?

Хассем ходил и искал своих друзей. Он думал: уж Берест точно знает, что случилось…

Хассем проснулся. Была глубокая ночь, весь барак спал, за стенами не было слышно ни звука. Хассем снова закрыл глаза… Ему свыше велено найти Береста! Это — знак. Творец сказал Хассему во сне, что они добьются свободы.

Береста приковали к столбу на площади еще до полудня. С утра сыпал снег. Берест думал, что какой-то срок продержится на ногах, а когда не сможет стоять сам, его удержат цепи. Мимо буду ходить люди и смотреть на его позорную казнь, как он будет понемногу каменеть, замерзая насмерть.