Георгий Ланской - Попрыгун

– О, Господи, – выдохнул я, – никогда бы не подумал, что буду так радоваться при виде Борегара!

Борегар лишь царственно кивнул и высунулся наружу, но тут же отпрянул, вытирая лицо от летевшего песка.

– Что тут, черт побери, происходит? – крикнул он, но я отмахнулся от него.

– Соня, нужно вытащить Кевина, – крикнул я. – Он тут временно недееспособен. Веди его, и уходим отсюда как можно скорее!

– Погоди, – схватил меня за руку Кристиан, – что тут произошло?

– Некогда объяснять! – крикнул я. Но Кристиан не отпускал мою руку.

– Что там? – настойчиво спросил он.

– Комета! А теперь ноги в руки и в портал!

Соню уговаривать не пришлось. Она схватила Кевина под руку, не обращая внимания на его наготу и, создав свой портал, втолкнула в него Кевина и исчезла сама. Портал мгновенно закрылся, так что я не знал, куда они отправились, но это явно была не Земля и не Перекресток, а также не осколочный мирок, с вечно хорошей погодой и мертвым морем. Борегар, с проклятиями колотя себя по пыльной одежде, тоже создал портал и исчез в нем вместе со своими псами. Кристиана же тянуло посмотреть, что происходит снаружи, и он кинулся к дыре в стене. Он высунулся наружу и тут же с ужасом отпрянул, рванув по коридору со всех сил. Разбежавшись, он, подняв руки над головой, прыгнул в открывшийся в полу портал, как пловец, крикнув мне на бегу:

– Уходи! Она падает!

Меня не надо было уговаривать. Я открыл портал в маленький мирок с голой степью и проскользил туда, успев услышать страшный грохот и ощутить, как подо мной вздыбился пол. Теряя сознание, я инстинктивно захлопнул портал, рухнув на сухую траву.

Последнее, что я увидел в Авалоне была яркая красная вспышка.

Часть третья

Крах Средиземья

– Дело серьезнее, чем мы думали, – мрачно произнес Ману, и его детский лобик прорезала взрослая морщина. Ивон хранила молчание и лишь тревожно оборачивалась на нашего третьего оппонента. Император-эльф по имени Фрэй отсутствовал. На его месте сидел седовласый старичок с лицом умудренного опытом китайского болванчика. Разрез глаз это сравнение вполне оправдывал.

После краха Авалона я отлеживался несколько дней, запершись в квартире, игнорируя многочисленные вызовы Борегара. Даже Соня, пробуравившая дырку в стене и явившаяся из портала в тот момент, когда я, в стельку пьяный элегантно блевал в унитаз, не смогла растормошить меня и вывести из вялой апатии. Мне уже ничего не хотелось: ни путешествий, ни наград, ни почестей. Перед глазами стояла рушащаяся пирамида, хищная пасть прыгуна, визжащие и разбегающиеся метаморфы и Кевин, задравший вверх хищную морду и воющий на луну. Точнее, на комету. И красная вспышка в финале, несущая смерть…

Я выполз из своей берлоги, мрачный и подавленный, с помятым лицом и в грязных джинсах. На мне была единственная чистая майка, сверху старая джинсовая куртка с дырой на левом локте, в руке пакет с пивом, на застиранном лице темные очки, совершенно неуместные в промозглое дождливое утро. На улице было пусто. Редкие прохожие короткими перебежками неслись к автобусной остановке, или прятались от стылого мелкого дождика в магазин, глазея сквозь стекло витрин на странного парня, сидевшего на мокрой скамейке с банкой пива в руках.

Мне было холодно. Мне было мокро и как-то неуютно. Нет ничего романтичного в том, чтобы торчать под дождем, пусть даже и в июне, на улице, задрав голову к серому небу. На стекла дымчатых очков падали капли, и я вздрагивал каждый раз, но не опускал голову и не снимал очки. Возвращаться в квартиру не хотелось, пусть даже там сухо, относительно тепло, а если будет холоднее, можно будет закрыть окна и включить электрокамин. В моей квартире их два. Один греет, второй создает иллюзию горящего пламени. Я не люблю чугунных радиаторов и очень радо тому, что прямо за моим окном стоит уличный фонарь. Он позволяет мне не зажигать в квартире электричество.

Проходящий мимо милиционер долго с сомнениям смотрел на меня, а потом, нерешительно козырнув, попросил документы. Я протянул ему банку с пивом, которую тот по инерции взял, а потом, махнув рукой, удалился по аллейке, так и не посмотрев на паспорт. Представляю, как бы он удивился, если бы я внезапно растворился в воздухе в сквозную дыру, откуда бы хлестали солнечные лучи.

Моя куртка насквозь промокла, но я стоически сидел и пил пиво, которое, в общем-то, не любил. Но в этот день мне хотелось некоего мазохизма. Что может быть хуже нелюбимого холодного напитка, если любишь обжигающий кофе, мерзкой погоды, в то время как ты любишь солнце, и сырой одежды, если ты предпочитаешь безудержный секс с полным отсутствием оной? Мне хотелось секса, но в этот самый момент даже мысль о нем была противна. Мне хотелось есть, но при мысли о еде, желудок выворачивало наизнанку. Все, что в тот момент принимал мой организм, был алкоголь. Я с кривой усмешкой подумал, что было бы неплохо покурить травки, но я, прекрасно знающий где можно достать клыки дракона и боевые топоры гномов, не имел ни малейшего представления, где в родном городе продают наркотики. Можно было бы скользнуть в Анталию к моему другу Анвару, который радушно предоставил бы мне и кров, и диван с кальяном, и безмятежно снующих туда-сюда наложниц, и любые наркотики на выбор… Но сама мысль о перемещении повергала меня в ужас. Так что я оставался на мокрой скамейке, пил ненавистное пиво и пребывал в состоянии полной прострации. Наверное, я бы просидел под дождем целый день, потом ночь, пока бы не закончилось пиво, пока вода с одежды не пролилась на землю сплошным потопом, пока я не околел бы от холода… Не знаю, что должно было произойти… Возможно, я просидел бы на скамейке до момента пока все эти составляющие на сойдутся в одной точке.

Холодный собачий нос ткнулся мне в руку. Я опустил голову от свинцового неба и увидел перед собой крупного черного пса, сильно смахивающего на добермана. Пес склонил голову набок и смотрел на меня с настороженным вниманием. Поодаль стоял второй пес, как две капли воды похожий на своего сородича. А еще дальше, облаченный в черный кожаный плащ до самых пят, возвышался Борегар, с кривой усмешкой на лице.

– Тебя нелегко найти, – изрек он, излишне четко проговаривая согласные. – Соня сказала, что ты хандришь…

Борегар окинул критическим взором забитую пивными банками урну.

– …Если это, конечно, можно назвать хандрой…

– Чего тебе надо? – недовольно спросил я.

– Ничего, – пожал плечами Бо. – От тебя – ни-че-го! Все, что мне нужно, я получу без твоего участия. Но, как бы то ни было, мы команда. И нам пора возвращаться в строй.

Я не ответил. В строй мне не хотелось. Мне хотелось домой, встать под горячий душ и замереть на диване под шерстяным пледом, слушая, как в окна барабанит дождь. Борегар, безучастно ожидавший моей реакции, так и не дождался ничего и, с тяжелым вздохом уселся на спинку скамейки, брезгливо подобрав полы плаща. Псы смотрели на все это действо, нервно прижимая уши. Один пес не выдержал и отряхнулся, мотая лобастой головой во все стороны так, что брызги летели фейерверком.