Товарищ Йотунин - Адель Гельт

«Чисто Питер», чуть было не согласился я. Сдержался на всякий случай и в последний момент: вокруг той, привычной мне, Казани, болот не было совсем — только пруды да озера.

Подошел решительно к ближайшему телу, потыкал в то посохом. Тело не шевелилось, да и вообще — эфирным зрением я разглядел несколько сквозных дырок, в голове и корпусе — умерло. Присмотрелся: гопник.

— Мужики, а наши… Потери? — пришла в голову и была озвучена скорбная мысль.

— Ни царапины, — радостно сообщил лось. — Как в зале! Эти-то… Макивары да мишени, блин!

— Это, — сообразил я. — Сначала бошки с плеч. В смысле, начисто. Чтобы не встали… Я упокойщик, я в морге работаю! В теме!

— Тогда руки еще, — согласился кто-то из-за спины. — И ноги. Кол еще можно, в сердце…

— Лишнее, — ответил я. — Это ж не упыри.

— Ты-то откуда знаешь? — встрепенулся лось. — А, ну да…

Оставался последний момент, чуть ли не самый важный из нужных.

— Мужики, есть у кого шоколадка? — попросил я. — Мне колдануть надо, сил — почти ёк.

— Батончик пойдет? — тот-самый-стрелок полез в карман комбинезона. — С орехами.

— Так даже лучше! — протянул я руку. — Спасибо!

Как и все хорошее, шоколадный батончик — нуга, карамель, орехи — кончился очень быстро, однако, эффект нужный создал.

— Вылезай, — ткнул я навершием посоха в ближнее тело мертвого гопника. — Пора тебе.

Сам же сунул щуп на план мертвых.

Призрак предстал почти как живой: такой же противный, вихляющийся, будто выпимши.

— Гурбаш навел? — озвучил я догадку.

— Кому Гурбаш, а кому — господин Гурбашев, — ехидно отозвался мертвец. — Теперь у тебя, походу, проблемыыы… Пацаны напряглись, валить тебя будут!

— Тебе-то какая разница? — удивился я. — Все же, отлетаешь… Вот прямо сейчас.

— А я что, типа помер? — догадался шнырь. — Мама! Не хочуууу!

— Да кто б тебя еще спросил, — я отозвал щуп.

Мужики вокруг молчали одобрительно.

Глава 24

Мне было велено явиться в заведение совсем иное, не морг, хоть и — тоже — государственное. Для чего? А, так это — подписать давешнюю бумагу. Еще, возможно, для разговора — который, надеюсь, все еще не допрос.

Дали три дня: не так, как в привычном мне мире, в котором явка — по повестке, в той же указаны точные дата и время.

То ли опричники этого мира умели работать деликатнее, то ли подобное диктовалось дикой свободой, свойственной сервитуту…

В дорогу я пустился на второй день.

— Иватуни Торуевич, мне бы отпроситься… Возможно, до конца дня, — начал я. — Тут такое дело…

— Ваня, вот я не пойму: ты с рождения такой, или как-то сам собой? — сострил Колобок. — А ничего, что я сам призвал опричника, с которым… Ну, ты понял? Считай, отпросился.

— Тогда я пошел? — уточнил.

— Ступай уже, — отмахнулся завлаб, уже занятый чем-то другим.

До Казанского Анклава Поволжской Опричнины, сокращенно — КАПО, добираться…

Сначала требуется доехать до уже знакомого мне крематория.

После — выйти от того к реке, затем — двинуться вдоль уреза, не спускаясь с дороги, идущей по высокому бетонному валу. Практически, дамбе.

Дамба эта проходит мимо развалин древней крепости, кишащей змеями и тварями, из тех выросшими. Крепостная гора, увенчанная грязно-белыми руинами, напоминает нижнюю челюсть щербатого рта.

Местные шепчутся: мол, на горе высился раньше белокаменный кремль, в центре его древние зодчие выстроили высоченную фомитскую церковь: богослужение в той шло на новоарамейском языке, иногда применяли тогдашний арабский, и это сильно не нравилось, отчего-то, центральной власти.

В середине шестнадцатого века это было. Тогдашний предок нынешнего монарха, царь Иван, четвертый этого имени, взял белокаменный замок штурмом — всего за три дня. Сразу после — повелел разрушить крепость почти до основания: так был задавлен местно-местечковый сепаратизм.

Обходить эту небольшую, но неприятную, хтонь, следует по широкой дуге. С вала спускаться не рекомендуют: змеям неприятен бокситовый красный шлам, коим густо усыпано подножье защитного сооружения. На самый верх, потому, гады не заползают почти никогда.

Это оказалось правдой — относительно «почти».

По дороге мне довелось увидеть всего одну чешуйчатую бестию, зато — о двух головах.

Змея не стала выползать на дорожку: она уже лежала на пути, свернувшись причудливым двухголовым кольцом.

Погода стояла потрясающая: на небе ни облачка, солнце светит, как ненормальное, асфальт сухой… Потому и аспидно-черную скотинку я увидел сразу же: черное на сером, ну.

Я шевельнул кистью: решил попробовать транспортные чары — телекинез.

Не получилось. Вектор усилий не фиксировался, эфирный зацеп соскальзывал с отливающей металлом чешуи.

Магия не осталась незамеченной: рептилия подняла обе головы, и зашипела… Одной из голов. Вторая пасть стала извергать звуки, больше всего похожие на сильно искаженную колыбельную, поющуюся на смеси языков: татарского, советского и еще какого-то, может, серпентарго. Или польского.

Спать не захотелось совершенно.

— Сюда иди, — предложил я змею-баюну. — Кто еще кому уснет!

— Тахаш ха хаш-хагаш! — даже руками махать не пришлось. Это снова была троллья магия: кулинарное заклятье, «туша вдоль и пополам».

Змея послушалась.

Две продольные половинки твари, каждая о своей голове, успокоились сразу же.

Убедился в том, что тварь мертва — точно и окончательно, и даже некротика никакая не колышется над половинками трупа.

Здесь, в сервитуте, нам только двухголовых змей-зомби, частично инертных к магии, не хватало! Для полного счастья…

Жаль, не знаю — или уже не помню — какие компоненты можно побрать с такой твари. Клыки можно вынуть, вот!

Бетонный вал довел меня до моста — единственного проходимого, выстроенного через реку Казанку.

— Переход пешком — одна монета, травмай на ту сторону — две, — флегматично сообщил мне охранник, внушающего вида черный урук: весь в железе, только клыки торчат, да короткая шипастая алебарда при нем.

Виданное ли дело: брать деньги за переход моста, и с кого? С тролля!

Возмущаться, правда, не стал.

— Если не пешком, — уточнил орк, — то резче давай. Вон он, едет.

Подъезжающий вагон я увидел сразу же и издалека. Еще услышал, и даже немного обонял.

Было, с чего: тележка одна, зато этажей в ней — два. Видно издалека.

Громыхание железа — зуб за дюжину, что некоторые шумовые эффекты организованы специально. Запах…

К транспорту — спереди — прикручен отбойник. Большой, красивый, напоминающий формой и мощью косой бульдозерный отвал.

Потом, прямо к отвалу, приварили железные прутья, торчащие в разные стороны, да не забыли те заточить.

Далее, по бокам вагона… В общем, вы поняли. На все эти острия, режущие кромки и прочие опасные