Ника Ветрова - Пособие по выживанию

— Теплее, — вдруг улыбнулся морской царь.

— Эм, чего? — не поняла совершенно.

— С рыбами связано, — подсказал он.

Стайка серебристых мальков проплыла мимо. Проследив за ними взглядом, я задумчиво повторила:

— Не рыбачила, правда.

Издав тяжелый вздох, морской царь протянул руку, коснулся кончиком трезубца воды, и острие зажглось золотым сиянием. Сияние нарастало, нарастало, нарастало… и вдруг отделилось от трезубца, махнуло хвостиком и поплыло ко мне золотой рыбкой. Самой настоящей взрослой золотой рыбкой! И эта золотая рыбка подплыла, поднялась на волне, умильно заглянула в глазки и вопросила:

— Чего тебе, старче… э-э… тьфу! Здорово, спасительница!

У рыбки был бас. Нехилый такой, грудной, как у мужика-извозчика, курившего десять трубок в день и не гнушавшегося горилкой с ранней зорьки.

— З-з-здравствуйте, — испуганно ответила я, отступая почему-то к морскому царю.

Не, он тоже дядька внушительный, но голос все же как-то помягче будет.

— Обниматься идешь? — вопросил русал. — Ох ты ж радость девичья, обнимательная!

И меня сжали в объятиях так, что разом хрустнули все кости. После по плечу похлопали столь сильно, что спина заныла. И припечатали:

— Не надо, не благодари.

У меня глаза, полные слез, и после похлопываний всю перекосило.

— Ну, — царь морской похлопал по второму плечу, и перекос исчез насильственным методом, — бывай, Станислава Григорьева. Да помни, добрые дела — они завсегда награду находят.

С этими словами он добродушно, как ему, наверное, казалось, расхохотался, отчего у меня в голове зазвенело, потрепал по макушке и исчез во всплеске морских вод!

В тот момент я еще не понимала, что расплата за добро уже близка.

Никто не понял. Пока золотая рыбка не пробасила:

— Все, свобода, мать вашу! Так, девка, где мой аквариум?

— Аквариум? — я все еще не поняла.

— Ну дык, — рыбка с самым мужиковатым видом сплюнула, — за доброту твою, за тепло сердешное, за то, что рыбок золотых из плену басурманского спасла, наш царь тебя и наградил.

— Чем наградил?

Рыбка гордо выпятила грудь колесом и пробасила:

— Мной!

Сделал добро — готовься к расплате.

— Аквариум, говорю, где, захухря недалекая? — грозно вопросил золотой рыб.

С перепугу я плюхнулась в воду и ушла в синее море с головой. И главное, там бы и осталась — тихо, тепло, хорошо и спокойно, но Агата нырнула за мной, ухватила за руку и потащила вверх, а наверху началось:

— Слушай, давай не будем?! — разорялся золотой рыб. — Мне восемнадцатый самоубивец в хозяевах даром не нать и за водку не нать!

И почему мне снова захотелось уйти под воду, а?

— Григорьева, — раздалось с берега, — учти — утонешь, в университет можешь не возвращаться.

Заявление Эльвиры Жутковны вызвало странный диссонанс в моем восприятии действительности, но главное я поняла — смерть у них явный повод к отчислению. Интересно, а трупы подобная дискриминация сильно расстраивает? Не, ну так, чисто теоретически…

— Из воды вылезай, валандайка вертлявая, — басом добавил рыб. — Аквариум мне! Вместительный! И червячков, красненьких, жирненьких! И чтобы водоросли свежие, а не пожухлые, и чтобы…

— Всенепременно! — заверила я, разворачиваясь и начиная стремительный заплыв к берегу. — Вот сейчас в универ слетаю, аквариум са-а-а-амый большой приволоку и непременно, обязательно заберу столь ценный дар за дела добрые, за тепло сердешное… Да чтобы я еще хоть раз… В смысле я быстренько! А вы плавайте пока, отдыхайте, стало быть!

К концу тирады я доплыла до берега, плыть было недалеко, выбежала из воды, игнорируя заинтересованные взгляды ведьмочек, торопливо оделась, не дожидаясь, пока белье просохнет, и молитвенно воззрилась на Эльвиру Жутковну. Ведьма ведьму, как говорится…

Она и поняла все с первого взгляда.

— Девочки, — преподавательница поднялась, — немедленно возвращаемся, Григорьевой еще аквариум подобрать надо бо-о-о-ольшой-пребольшой, с червями и водорослями.

— И галькой, — важно добавил рыб из воды.

— Всенепременно, — заверила его ведьма.

И ведьмочки все поняли. Я же говорю — ведьма ведьму и все такое.

Выбежав из воды, они похватали свои вещи, да так, толком не одеваясь, и сиганули в портал, Эльвирой Жутковной для нас всех сотворенный.

Из портала вывалились гурьбой на дощатый пол учебного кабинета, причем все почему-то подхихикивали и особливо крепко к себе мешки с козьей шерстью и птичьим пером прижимали, так как падение падением, а гадость фейкам — это святое.

А последней вышла наша учебная ведьма — степенно и гордо, с истинно преподавательской статью. Вышла, скептически нас оглядела и… и вдруг растеряла весь свой злобный вид. И мы, ничего не понимая, удивленно на нее смотрели, пока в кабинете не раздалось злое:

— Не люблю ведьм. Неисполнительны, необязательны, недисциплинированны.

Наша грозная преподавательница, потупившись, смущенно произнесла:

— Простите, Владлен Азаэрович, подобное больше не повторится.

Мы ахнули, а некоторые мешком вообще прикрылись (в смысле я). И поворачиваться, чтобы увидеть декана чертового факультета, который, судя по всему, сидел за преподавательским столом, совершенно не было никакого желания.

— Григорьева, — раздался усталый голос фальшивого боевого черта, — потрудись вспомнить о своих обязанностях старосты и разберись с домовыми. Немедленно.

С этими словами декан чертового факультета поднялся и удалился из кабинета, оставляя нас в некоторой задумчивости.

Задумчивость была недолго — с минуту. Потом Эльвира Жутковна как рявкнет:

— Марш следы заметать, живо!

И мы помчались заметать следы. Роем. Но сначала, конечно, оделись и только потом помчались следы заметать. Мы же еще не знали, что нас ждет!

Стоим рядом с фейским общежитием.

Перед нами клейкая лента с надписью «Не входи, оживит!», опоясывающая все зеленое здание. Фейки тоже толпятся за ограждением, поглаживая свою гламурную животинку, поправляя крылышки и бросая на нас злобные взгляды. А в здании орудуют навы. Половину выпускной группы загнали, и Мара Ядовитовна еще злобствует, то и дело слышится ее: «Мне нужны доказательства!».

И мы стоим в растерянности, понимая, что ни перья, ни волосы горных козлов подкинуть нет никакой возможности. Вот просто никакой.

— А может это… над лентой пролететь или проползти? — предложила Райса.

Агата меланхолично протянула руку, схватила за шкирку гномика, который, как и мы, стоял в толпе и глазел на навий обыск фейкиного жилища, и швырнула несчастного на огороженную территорию. Полыхнуло, громыхнуло, и гном вернулся на место обугленный, обгорелый и ошарашенный.