Ольга Макарова - Камень первый. Холодный обсидиан

Кажется, потом он шел вслед за Орионом куда-то… потом снял ботинки… потом заставил себя раздеться и рухнул на кровать, уснув раньше, чем голова коснулась подушки.

Все. Этот день исчерпал себя.

Глава тринадцатая. Снег в открытые окна летит…

Проснуться от страшного сна, от луча солнца, коснувшегося век, от холода или голода — это понятно. Но от того, что затекли ноги?..

Кангасск потер глаза и сел с твердым намерением разобраться, что это такое теплое и тяжелое лежит поперек его ног. А это оказался кот. Крупный, упитанный серый, полосатой расцветки. Он, в свою очередь, поднял голову, прищурив сонные глаза от света, — явно с намерением разобраться, кто тревожит его сон. Но, едва встретившись взглядом с Кангасском, кот бодро мрыкнул, вскочил на лапы и грациозно подобрался поближе, требуя ласки и внимания.

Котов в Кулдагане очень уважали — за способность расправляться со змеями — и держали в каждом порядочном доме. Самого Кангасска, когда он был еще маленьким ползуном, чуть не укусила ядовитая змеюка; повезло, что кошка оказалась рядом, так что у него к этому племени отношение было совершенно особое. Кан потрепал кота по холеной плюшевой шубке.

— Какой ты славный, котик…

— Мррррум…

— Разговорчивый!

— Мррм-мрр-мрррау!

— Эге, а это что у тебя?..

Левая щека котяры была опалена. Усы свернулись в неказистые ломкие пружинки, а саму щеку покрывала паленая шерсть. Вид у кота стал донельзя виноватый, и он принялся ласкаться с удвоенной силой, лишь бы отвлечь внимание от своей опаленной морды.

Тем временем затекшие ноги начало противно покалывать…

— Да ты нашкодил, дружок… Или я не знаю кошек! — Кангасск повернул к себе упитанную кошачью морду и посмотрел зверю в глаза. Глаза забегали: ни один зверь не может долго выносить человечьего взгляда, а уж нашкодивший кот — и подавно.

Но это был кот Серого Инквизитора, и сам он был серый, точно носил цвета Охотничьей формы, а потому он таким обращением оскорбился; мрыкнул, спрыгнул с кровати и виртуозно прошмыгнул в чуть-чуть приоткрытую дверь. Только его и видели.

— Гордец! — оценил Кангасск и, будучи в веселом настроении, передразнил прощальное мрыканье. — …А вот где мой дракон, хотел бы я знать…

Кан уже не сомневался, кто опалил кошачью щеку. Одного он хотел: найти зажигалку живым и невредимым. Он все перерыл в комнате, даже принесенный сюда кем-то собственный рюкзак. Хотел позвать маленького огнедела… да вспомнил, что не дал ему имени. И от этого стало тоскливо…

«Вот уж не думал, что буду скучать по нему… — сам себе удивлялся Кангасск. — Надо бы найти Ориона… Если он смотритель башни, то маленькую, огнедышащую, портящую мебель тварь не мог не заметить…»

Он выудил из рюкзака новую рубашку, стал одеваться и нечаянно заметил единственный в этой комнате гобелен, который словно светился в рассветном полумраке. Не видно было самого фона и деталей: просто прямо над письменным столом раскинул крылья тонкий серебряный дракон. Он парил в каких-то своих небесах, такой грациозный, такой чудесный, совсем не похожий на тех зубастых наглецов, что каждый год разоряли мирный Арен-кастель.

Кангасск подошел к высокому окну и сдвинул мягкую тяжелую штору. Резкий северный свет смял нежное, серебристое, словно луна, сияние гобелена, и выхватил из сумрака город, над которым летел дракон… Одно можно было сказать: в Омнисе нет таких городов, и Кангасск даже не нашел, с чем сравнить стройные башни из стекла и переполненные дороги, простирающиеся в сторону горизонта…

А за окном поднималось в небо оранжевое солнце, окрашивая в свои цвета облака и снег. Здесь было высоко, и Кангасск в первый раз понял, что боится высоты. Да, высота страшила, но и завораживала тоже. А снег отсюда напоминал белые соляные дюны того, мертвого моря.

Когда от пристального созерцания рассвета заболели глаза, Кан отвернулся и пошел искать своего пропавшего дракона. Он долго спускался по лестнице со множеством дверей по обе стороны и пробовал каждую. Многие были закрыты, за многими скрывались пустые темные комнаты. И вот лестница уперлась в последнюю дверь, и за ней открылся высокий полукруглый зал. Едва Кангасск ступил в него, как дыхание превратилось в пар, мерно взлетающий над ноздрями: зал был пуст, словно предназначался для танцев, и все окна в нем были открыты настежь.«…Снег в открытые окна летит…» — вспомнил Кангасск, глядя, как полупрозрачные белые шторы треплет холодный ветер.

— Смотрите, кто пришел! — эхом разнесся по залу приветливый голос Ориона, сына звезд. В черной шерстяной рубахе, с пуховым шарфом, повязанным поверх поднятого воротничка, в мягких кожаных брюках, он шел навстречу, мягко ступая по полу невообразимо мохнатыми лапами. — Доброе утро, Кангасск!

— Доброе… — тот поежился, втянул голову в плечи и сложил ладони под мышки, чтобы сохранить хоть немного тепла.

— В одной рубашке… Ладно хоть штаны сообразил теплые… — покачал головой Орион, едва глянув на замерзшего Кана. — Так и носом захлюпать недолго. Держи…

Кангасск и не заметил, — видимо, все произошло, когда он моргнул, — как поверх его темно-зеленой, полинявшей на локтях рубашки, в которой он уже порядком замерз, появился толстый вязаный свитер с высоким горлом, как у рыбака. Такое ощущение, что перед этим свитер лежал где-то рядом с камином, такой он был теплый.

— Иногда Серегу приходит мысль, что он любит холод, — весело заметил сын звезд, — и тогда волшебным образом выстуживаются все большие залы в Башне и снег лежит на паркете.

— Спасибо… за свитер, — поблагодарил Кангасск, как-то недоверчиво. — Я тебя спросить пришел: ты не видел тут карманного дракона? Маленький такой, на ладони весь помещается…

— Ах да… пойдем… — сразу посерьезнел Орион; развернулся и направился к дальнему концу зала.

Там Кан увидел кристаллический терминал, как в беседках Столицы, только серьезнее: кристаллов на нем насчитывалось в десятки раз больше, сами они не превышали размера ногтя. Естественно, при таких размерах, картинок, изображающих место назначения, в них быть не могло: только значки, каждый словно росчерк тонкой кисточки.

— Нам в лабораторию. Если надо будет туда в следующий раз, ткни вот в этот символ: он похож на куриную лапку, — быстро пояснил Орион и нажал на нужный кристалл.

Их встретила тьма, но уже в следующий миг по высокому потолку лаборатории маленькими лампами побежал загораться белый электрический свет, освещая гигантские шкафы, набитые книгами, зловеще блестящий металлический стол и аккуратно разложенные рядом хирургические инструменты; стол, изъеденный кислотами и щелочами, изрытый, словно поле боя, где под тягой пестрели десятки загадочных баночек с разноцветными порошками и жидкостями; и множество, множество закрытых тумбочек, столиков и непонятных приборов… Нигде еще Кангасск не видел такой концентрации техники, как здесь.