Роберт Говард - Час дракона

Жизнь его стала сплошной вереницей пиров и диких разнузданных оргий. Он наполнил свой дворец самыми красивыми девушками королевства, привезенными сюда по своей воле или даже против нее. Он хулил богов и в пьяном беспамятстве валялся на полу пиршественного зала, прямо в короне и заляпанных вином пурпурных королевских мантиях. В приступах кровавого бреда он заполнял виселицы на городских площадях сотнями тел, заставлял неустанно работать топоры палачей и рассылал во все стороны отряды немедийских всадников в опустошительные набеги. Доведенный до разрухи край был отдан на откуп нескольким гарнизонам, жизнь которых текла сыто и кроваво. Валерий грабил, насиловал и сжигал дотла свою землю так яростно, что, наконец, не выдержал и стал протестовать сам Амальрик, который, так и не понимая истинных замыслов своего союзника, все же стал опасаться, что Аквилония при таком положении дел может погибнуть и стать бесполезной для выполнения его собственных планов.

Как в Аквилонии, так и в Немедии народ обсуждал безумства Валерия. Но у немедийцев была еще одна тема для разговоров: Ксальтотун, человек в маске. Он редко появлялся на улицах Бельверуса. Рассказывали, что он подолгу беседует где-то высоко в горах с представителями древних народов — таинственными молчаливыми людьми в необычных одеждах, что хвалятся своим происхождением от жителей какого-то древнего и могучего королевства. Шептались о бубнах, гремящих на далеких горных склонах, о светящихся в темноте огнях, о приносимых ветром необычных песнях, о заклинаниях и ритуалах, забытых уже много столетий назад и передававшихся от поколения к поколению только как утратившие смысл формулы и бормотанья над кострами высокогорных селений, где жили люди, чуждые жителям долин.

Никто не знал тем этих бесед, за исключением, быть может, Ораста, который теперь с гораздо менее хладнокровным выражением лица довольно часто следовал за чернокнижником.

Но в самый разгар весны в погибающем королевстве неожиданно распространился слух, пробудивший весь край к активнейшей жизни. Словно теплый ветер прилетел с юге и разбудил людей, погруженных в зимний сон. Никто точно не мог сказать, откуда этот слух взялся. Одни рассказывали об удивительной седой старухе, что с распущенными волосами и ступающим у ее ног, словно огромный пес, большим серым волком спускались с гор. Другие шептали о жрецах Асуры, что, как неуловимые привидения, приходили из Гандерланда, Пуантена и лесных сел Боссонии.

Как только слух этот пронесся по разграбленной стране, все пограничье, словно пожар, охватило восстание. Немедийские отряды и гарнизоны были разбиты и отброшены, западные области подняли бунт, принявший теперь уже совершенно другой характер, в отличие от предыдущих случаев: безумная ярость уступила место явно целенаправленным действиям, наносили удары по наиболее уязвимым местам обороны оккупантов. Поднялся не только простой люд — даже бароны укрепляли свои замки и провозглашали себя независимыми губернаторами провинций. Разведчики доносили о замеченных передвижениях войск на границах с Боссонией — это шли крепкие, отважные воины в стальных чепцах и блестящих полупанцирях, сжимая в руках огромные луки. Из разрухи, руин и упадка начинал гордо подниматься край, полный жизни, яростный и грозный. Амальрик поспешно сообщил об этом Тараску, немедленно прибывшему в Аквилонию во главе своей армии.

В одной из комнат королевского дворца Тарантии сидели трое — Амальрик, Тараск и Валерий. Темой их разговора было это неожиданное восстание. Они решили не приглашать на свое совещание Ксальтотуна и оставить его в горах Немедии за его таинственными занятиями. С того самого кровавого дня в долине Валки они больше не были настроены иметь дело с магией, он же, оставив их наедине с собственными проблемами, с тех пор тоже редко выражал желание с ними встречаться.

Не пригласили они также и Ораста, который, однако, совершенно неожиданно пожаловал сам — бледный, как гонимая штормом морская пена, с бескровными губами. И вот теперь он стоял перед ними, а они задумчиво и с удивлением рассматривали его трясущиеся от страха руки и дрожащее лицо — раньше за ним подобного не замечалось.

— Ты же устал, Ораст, — произнес, прервав долгое молчание, Амальрик. — Лучше приляг, отдохни. Я прикажу принести тебе вина. Путь твой был долог…

Нетерпеливым движением руки Ораст отклонил предложенное.

— Три коня пали подо мной в пути от Бельверуса. И я не стану пить и отдыхать, пока не расскажу, с чем приехал.

Словно сжигаемый каким-то внутренним огнем, что не позволял ему стоять на месте, он стал нервно мерить комнату шагами, изредка задерживаясь перед собеседниками.

— Когда мы воспользовались Сердцем Аримана, — резко начал он, — мы не догадывались, как опасно тревожить черный прах прошлого. В этом моя вина и мой грех. Мы думали только о своих амбициях, совершенно позабыв, что воскрешенный нами человек тоже может их иметь. И, сами того не осознавая, мы выпустили на свет демона, дьявола в человеческом обличье. Конечно, мы и так глубоко погрязли в злодеяниях, но и там существуют свои границы, которые ни я, ни любой другой человек моего народа переступить не сможет. Предки мои были обыкновенными людьми, безо всяких дьявольских замашек, и только я ступил на путь, ведущий в пропасть греха, но я никогда не преступал границ, которые сам себе поставил. А за плечами Ксальтотуна — тысячелетия черной магии и некромантии, все то, что он впитал в себя от своих предшественников, целая древняя традиция. Мы не в состоянии понять его не только оттого, что он — чернокнижник, но еще и потому, что он сам — наследник и правитель рода чернокнижников.

То, что я увидел, сопровождая его, потрясло меня. Я видел, как высоко в горах он разговаривал с душами давно сгинувших, ужасных и страшных демонов забытого Ахерона. Видел, как ему оказывают почести остатки проклятых богом и людьми потомков гнусной империи, как они величают его своим верховным жрецом. И тогда я понял, к чему он клонит, и теперь скажу об этом вам: он задумал ни больше, ни меньше, как возрождение древней и ужасной империи Ахерон!

— О чем ты говоришь? — спросил удивленный Амальрик. — Ахерон уже давно превратился в пыль веков. И нет уже стольких ахеронцев, чтобы вновь создать империю. Или Ксальтотун хочет вернуть жизнь останкам, которым уже три тысячи лет?

— Вы очень мало знаете о его силе, — с содроганием ответил Ораст. — Я видел, как после его заклятий даже горы начинают приобретать вид нездешний и древний. И поэтому я уверен, что ему под силу изменить контуры долин и придать им те очертания, которые они имели в те далекие эпохи… и после всего этого я чувствую, что становятся реальностью мерцающие далеким светом в вечернем воздухе пурпурные башни древнего Пифона.