Александр Матюхин - Миромагия

— Вас не удивляет моя история? — удивился Гайозет.

— Меня удивляет. — вставил Семен.

— Когда я работала в одном секретном отделе, мы поймали врага народа. — многозначительно произнесла бабушка Фима. — Им оказался бродячий волшебник. Он не стал долго упираться и рассказал все, что знал о магии. Вот примерно ту же самую историю, что я слышала сейчас. Мы решили, что это выдумка и отправили волшебника на север.

Призрак повернулся к бабушке Фиме и страшно ухмыльнулся.

— Знаете, почему каждый бродячий волшебник может рассказать эту историю, даже если его разбудить среди ночи после бурной пьянки? — спросил он. — Потому что бродячие волшебники и есть те самые бессмертные, обменявшие своей талант Брокку семьдесят лет назад. Они не просто впустили магию в этот мир, они сами стали источниками магии. Брокк вместе с бессмертием наделил их необъяснимой силой. Эти люди перестали быть талантливыми, но они продолжили заниматься любимым делом, чтобы утолить жажду самореализации, но теперь вместо талантливых рисунков или гениальных музыкальных произведений у них стали получаться какие-то непонятные волшебные штуки. Хороший музыкант мог поиграть на скрипке — издать несколько чудовищных звуков — а из-под смычка блеснут искры, и возникнет настоящая муза. А другой захочет создать модель ДНК, но сотворит пузырек с чистейшими грезами. Много лет спустя каждый из них понял, что на этом можно зарабатывать деньги, и постепенно бессмертные стали бродячими волшебниками — олицетворением хаотичного, бесцельного, уродливого волшебства.

— Вальдемар успел кое-что рассказать. — пробормотал Семен. — Бедные люди…

— Не беднее нас с тобой. — отозвалась бабушка Фима. — Я всегда знала, что от бродячих волшебников лучше держаться подальше. Они, оказывается, еще и таланты свои продали…

Тут в гостиную заглянул господин Виноградов. Вид у него и до этого был слегка потрепан, а сейчас вовсе пришел в упадок. Судя по всему, господин Виноградов успел выпить не одну рюмку.

— Я тут невольно все услышал. — произнес он заплетающимся языком. — Вы уж извините, господин призрак… но у меня возник вопрос… не подскажите… а при чем тут мой артефакт?..

— Пьянь! — кратко бросила бабушка Фима, вложив в одно единственное слово все, что она думала о своем сыне: разочарование, боль и чувство утраты.

— Мне просто интересно! — взмахнул руками господин Виноградов. — Мам, это же не твой дом разнесли на куски… и не твою секретаршу похитили… и чтобы еще такого выпить, интересно…

— Он всегда был так слаб. — объяснила бабушка Фима призраку. — И все-таки, он прав. Причем здесь артефакт? И почему сбежал цербер? И, раз уж на то пошло, может, подскажите, у вас там, в мире мертвых, наверняка существует связь между собой, так вот, может, кто-нибудь знает о Софье Николаевне Штольц? Она умерла, не успев…

Гайозет вытянул шею и, казалось, к чему-то прислушался. Остальные четверо призраков внезапно зашевелились и завертели головами.

— Что происходит? — насторожился Семен.

— Они идут! — прошептал Гайозет с привкусом благоговения на устах. — Миллионы!

— Но вы еще не все рассказали!

— Поздно! Миллионы не станут ждать! Нам пора отправляться в путь к Храму Зеркал и Улыбок! По пути я постараюсь закончить рассказ, но ничего не обещаю. Вас ждет трудное испытание! Может быть, в следующий раз окажемся по одну сторону! — призрак взвился под потолок. Его ноги превратились в размытую зеленоватую дымку. Остальные призраки взлетели следом и начали летать по гостиной, будто стайка испуганных ласточек.

— Я, конечно, стара, но… — пробормотала бабушка Фима и осеклась.

Вода в зеркале начала испаряться. Вот только испарения были странного цвета и не таяли в воздухе, а образовывали некие формы, похожие на человеческие конечности…

В этот момент завопила Вячеслава.

А Семен вдруг подумал о Наташеньке.

Наташенька тоже подумала о Семене.

Как было бы хорошо, если бы сейчас он оказался рядом. Просто замечательно. Он, конечно, женоненавистник, ни капли ее не ценит, зависим от своей мамы и вообще жуткий тип… но такой нужный, бесстрашный, замечательный и мужественный. По крайней мере, он бы точно сообразил, что делать. Он же экзорцист, в конце концов, а не бухгалтер…

Наташенька стояла без движения более получаса — у нее затекли ноги, покалывало в кончиках пальцев на руках, и сильно болела шея. Каково было той девушке, что застыла в прыжке — подумать страшно. Наташенька и не думала.

У нее было целых полчаса, чтобы поразмыслить о своей жизни. Говорят, перед смертью всегда вспоминают самые важные моменты. Наташенька пока не собиралась умирать, но важные моменты так и лезли в голову, против ее воли.

Наташенька вдруг вспомнила, как потеряла девственность. В десятом классе девочки из ее класса собрались на девичник. Пользуясь тем, что взрослых поблизости не наблюдалось, девочки распили несколько бутылок шампанского и разоткровенничались. Оказалось, что никто из девочек еще не зажил половой жизнью, но все очень хотели. Это Наташеньку зацепило. Наташенька всегда любила быть лучше всех. Поэтому на следующее утро Наташенька проснулась с мыслью во что бы то ни стало стать женщиной. Сказано — сделано. Вечером она подкараулила у школы толпу мальчишек, возвращавшихся с тренировки по баскетболу, нашла глазами своего одноклассника Никиту (почти красавца, но металлиста), незаметной тенью шла с ним до дома, а потом, якобы случайно, оказалась с ним в одном лифте. Девственности Наташенька лишилась спустя полтора часа на крыше Никитиного дома… Тогда Наташеньке казалось, что это достижение! Она чувствовала себя на голову выше всех остальных, неразвитых и не успевших вкусить прелесть запретного плода… Вот только сейчас Наташенька подумала, что это был не самый продуманный поступок в ее жизни.

А еще в голову полезли воспоминания о том, как Наташенька выселила родителей в дом престарелых. Вообще-то, дело было в квартире и в карьере. Наташенька была хрупкой и легко ранимой девушкой, а поэтому не смогла бы существовать в двухкомнатной квартире с двумя стариками, стремительно катящимися в объятия маразма. Они вечно включали телевизор погромче, забывали выключить воду в ванной, пересаливали ужин, звенели бутылками и громко хохотали. Наташенька не могла в таких жутких условиях ни учиться, ни вести личную жизнь, ни тем более думать о карьере. Поэтому сначала Наташенька отправила маму в санаторий в Крыму, потом с помощью знакомых перевела папу в дом престарелых (у него такое слабое сердце!), ну а когда вернулась мама — отправила следом и ее… И почему именно сейчас где-то в душе засверлила, зацарапала коготками совесть? Почему проснулась так не вовремя, намекая на то, что папа и мама могли бы прожить гораздо более долгую и гораздо более счастливую жизнь в собственной квартире, рядом с любящей дочерью? Но, черт возьми, как же тогда карьера?