Михаил Королюк - Квинт Лициний 2

— И слава богу, — испуганно воскликнул я, — пусть так и остается. Мне ж девчонки проходу не дадут. Да что девчонки, ты Кузю представь. От этой так просто не отобьешься.

Яська захихикала, потом прищурилась с иронией:

— Что, и от Томы утаишь?

Я задумался, но руки машинально продолжали делать свое дело.

— Да нет. К новому году что-нибудь сошью в подарок. Вот только как снять с нее размеры тайком, чтоб сюрприз был?

Яся кивнула, принимая задачу, а затем повернулась, пристально разглядывая "Ригонду".

— Дюх, у тебя пластинки какие-нибудь есть? — решилась наконец она.

— Там, внизу, выбирай, — махнул я в сторону тумбы.

Она выволокла стопку и некоторое время с азартом в ней копалась.

— О! — отобрала один конверт, — Сальваторе Адамо! Можно?

— Ставь, конечно, — кивнул я, отстригая нитку.

— А как? — она с опаской кивнула на проигрыватель.

— Смотри.

Я поднял крышку проигрывателя, затем осторожно взял диск за края и бережно опустил на резиновую подкладку вертушки. Вжал кнопку, и черное виниловое тело начало медленно и торжественно вращаться. Неторопливо провел от центра к краям кругляком с бархоткой, убирая редкие пылинки. Двумя пальцами осторожно приподнял звукосниматель и наклонился, прицеливаясь. Плавно, как пилот, нашаривающий колесами полосу, опустил, и игла поймала дорожку. В динамике мерно зашуршало.

Я замер, затаив дыхание. Ого, как давно я не слышал этого колдовского звука! Как тихий треск свечи настраивает нас на правду документа, так и этот, на первый взгляд – лишний шум, каким-то волшебным образом делает музыку настоящей. Есть в этом что-то от таинства рукоположения, передающего тепло ладоней Петра от поколения к поколенью – глубина дорожек винила так же напрямую восходит к дуновению воздуха у губ артиста; поэтому, слушая винил, мы ощущаем и жизнь, и теплоту.

Еще миг мы вместе нависали над плывущим по кругу диском, а потом серебряный голос прочувствованно вывел:

— Томбэ ля нэжэ…

— Тю нэ вьендра па се суар… — на удивление ловко грассируя, негромко напела Яся, отступая к креслу.

Она уютно устроилась в нем, забравшись с обеими ногами, и прихватила полы халата коленями. Я встал к машинке напротив, и на музыку начал накладываться короткий стрекот челнока. Но Ясе это не мешало – она умиротворенно покачивала головой в такт и в некоторых местах чуть слышно напевала.

Эта элегическая расслабленность ее и подвела – пола халата предательски выскользнула и упала на пол, приоткрыв стройное бедро почти на всю его длину.

— Ой, — дернулась она, уловив мой сразу возгоревшийся взгляд.

— Ой, — повторил я, напрочь запарывая шов, — да чтоб тебя! Выгоню!

Яська торопливо вернула строптивую полу на место и укорила, глядя исподлобья:

— А вот на Тому так смотри.

— Всеядная я… — предпринял попытку хоть как-то оправдаться.

— Хорошо хоть не плотоядная, — усмехнулась она, уловив отсылку к мультику.

— Природа наша такова, — и поспешил успокоить, — но ты не волнуйся, это контролируемо.

— А может, — лукаво улыбнулась, — я бы и хотела немного поволноваться.

И тут сквозь музыку мы расслышали донесшийся из прихожей негромкий хлопок.

Мы замерли, глядя друг другу в глаза, словно застигнутые на горячем любовники. Затем я опасливо двинулся на звук. Яська на цыпочках пристроилась за моим плечом.

Я осторожно потянул дверь на себя.

Первой мыслью было: "Нет. Этого просто не может быть. Мне привиделось", причем я был в этом абсолютно твердо уверен. Ну, не может, никак не может мама оказаться здесь и именно сейчас. Не может стоять в двух шагах, у двери в мою комнату, растерянно переводя взгляд то на меня, то на открывшуюся ей в глубине картину.

Я молча заглянул в свою берлогу, и мне тотчас захотелось зажмуриться, но зрелище уже успело впечататься в память со всей своей безжалостностью: белый передник был торопливо брошен поперек стола, а поверх него разметалось темно-коричневое платье, один его рукав белой кружевной манжетой тянулся к полу; вывернутая блузка краем зацепилась за спинку стула.

От красноречивости увиденного я впал в ступор.

— А меня, вот, с работы пораньше отпустили… — как-то виновато сообщила мама.

— … эмпасиблэ манэжэ, — прочувствованно закончил песню Адамо, и на нас упала звенящая тишина.

— Мама, — решительно, прежде чем успел что-либо подумать, выпалил я, — это не то, о чем ты подумала…

И тут я явственно ощутил, что густой туман абсурда, окутывавший меня последнюю неделю, достиг, наконец, своей максимально возможной концентрации.

"Лучше бы это действительно ребята Андропова пришли", — промелькнуло в голове тоскливо.

Мама посмотрела на меня с удивлением:

— Вообще-то, — осторожно, чуть наклонив голову к плечу, сказала она, — я пока успела подумать только о том, что девочка одежду разбросала неаккуратно, и ткань может помяться.

Из-за моего плеча раздался придушенное сипение. Я крутанул головой и, наконец, увидел, как на самом деле выглядит лицо цвета мака.

Обессиленно прислонился к косяку и с беспомощностью понял, что с мыслью о пике сумрачного абсурда поторопился – тут нет переломной точки, это – экспонента, и меня несет по ней все выше и выше.

— А мы тут… — неловко развел руками и запнулся.

"…плюшками балуемся", — игриво хохотнул, заканчивая фразу, внутренний голос, и я болезненно поморщился.

Мама, прищурившись, молча разглядывала то меня, то Ясю, и лицо ее едва заметно подрагивало.

Я пригляделся к блеску глаз.

"Да она же веселится!" – осенило меня.

Я с укоризной покачал головой, а потом с облегчением провел подрагивающей ладонью по взопревшему лбу.

Поняв, что разоблачена, мама всплеснула руками и преувеличенно-восторженно закатила глаза к потолку:

— Боже! Дети, видели бы вы себя со стороны! Ясенька, девочка, — она проскользнула мимо меня, приобняла девушку и быстро затараторила, — лапочка, извини, пожалуйста, ну, извини, не сдержалась. Это было бесподобно! Все прямо как в итальянской комедии, один в один, а слова сами прыгали мне на язык…

Яся порывисто выдохнула и обмякла.

— Ох! — она посмотрела на меня поверх маминого плеча. Взгляд ее был расфокусирован, а голос плыл. — А я уже успела ощутить себя падающей в пучину порока…

Спина у мамы мелко затряслась.

— Вы меня в могилу вгоните, — звенящий голос резко контрастировал со смыслом.

— Ну, что, — я мрачно посмотрел на Ясю, — хотела немного поволноваться? Желание исполнено.

Она отстранилась от мамы и поплотнее запахнула халат.