Робин Мак-Кинли - Красавица

Я шла по замку в поисках Чудовища, и, как и в прошлом сне, не могла найти его. «Меня легко найти, если ты действительно этого хочешь», – говорил он. Но я торопливо металась от комнаты к комнате – там не было ни Чудовища, ни ощущения его присутствия. Наконец я подошла к маленькой комнате, в которой впервые встретила его и где видела Робби в волшебном отражении. Чудовище сидело в большом кресле, словно не двинулось с тех пор, как я его оставила неделю назад; руки его лежали ладонями вверх на коленях, но правая была крепко сжата.

– О, Чудовище, – произнесла я. – Я думала, что никогда тебя не найду.

Но он не шевелился.

– Чудовище! – закричала я. – О, Чудовище!

Он мертв и это моя вина!

Я проснулась…

Тусклый серый свет, предвестник красно-золотистого рассвета, слегка озарил мое окно. Я порылась в поисках свечи, нашла ее и зажгла; в ее свечении я увидела, что роза, стоящая в вазе, умирает. Большинство лепестков уже опали и качались на воде словно мелкие, неподходящие для плавания лодки, покинутые ради более безопасного судна.

– Святые небеса, – произнесла я. – Я должна срочно вернуться.

Одевшись, я поторопилась вниз, вслепую находя дорогу сквозь дом, который больше не помнила; все спали. Я оставила одну седельную сумку, которую мы так и не открыли, и подняла другую – ее было более чем достаточно для моих скромных нужд; сумки всю неделю пролежали нетронутыми на столе в углу гостиной. Я взяла немного хлеба и сушеного мяса на кухне и побежала в конюшню. Я пометила дерево, возле которого обнаружила отпечатки копыт Великодушного на утро после приезда, и теперь направила взволнованного коня вдоль окраины леса, пока не увидела белый нож, вставленный в кору дерева. Я спешилась, поправляя уздечку на ходу, а Великодушный вскоре уже топтал кусты.

Но мы не нашли дорогу. Сначала меня это не беспокоило: конь трусил, скакал галопом и шел ровным шагом, пока утреннее солнце освещало нам путь, а лесная тропа расцветала зелеными, золотистыми и коричневыми красками. «Стоит лишь потеряться в лесу», – вспомнилось мне. Уже давно пропал из виду край леса. Я повернулась, чтобы убедиться: за деревьями виднелись тени деревьев, а за ними – лишь тени теней. Я спешилась, ослабила подпругу и поела, поделившись хлебом с конем; затем мы бок о бок прошлись немного, пока Великодушный не остыл. А потом мое нетерпение пересилило, я вновь забралась на коня и пустила его галопом.

Ветки деревьев хлестали меня по лицу, а походка Великодушного становилась неровной, когда он ступал по ухабистой дороге. Чем дальше мы ехали, тем хуже становилось. Все было не так, как в прошлый раз. К полудню мы устали и измучались, а Великодушный трусил без всякого желания прибавить шаг. Мы с отцом нашли дорогу спустя лишь несколько часов легкой езды. Я вновь спешилась и мы с конем зашагали рядом, изо рта его капала пена. Наконец мы дошли мелкого ручья; перейдя его, мы попили и, разгоряченные, освежились прохладной водой. Я отметила, что у воды был странный вкус – горьковатый, оставляющий на языке стойкое послевкусие.

Мы повернули и пошли вдоль по течению ручья, в поисках лучшего ориентира. Этот путь был немного легче: деревья и колючие кусты не росли близко к воде, а земля была мягче, окаймленная невысокими зарослями с огромными листьями и болотной травой. Ручеек что-то бормотал себе, не обращая на нас внимания, а резкий запах травы, ломавшейся под копытами Великодушного, щипал нам горло. Солнце прошлось по полуденному небу, но дороги, которую мы искали, не было видно. По проблескам света сквозь деревья я поняла, что мы еще едем более или менее в направлении, по которому двигались до рассвета; но, возможно, в этом лесу это было бесполезно. И я не знала, ни лежал ли замок Чудовища в самой середине леса, ни того, куда мы двигались – к центру ли? Нам оставалось лишь продолжать путь. Сумерки накрыли нас: теперь мы точно потерялись. Я совершенно не ориентировалась в лесу. Но не думала, что это было необходимо.

Великодушный продолжал послушно трусить. Проехав уже больше двенадцати часов, даже конь почти истощил свои силы; мы останавливались, чтобы передохнуть, редко и ненадолго. Мне не было покоя. Я снова спешилась и пошла рядом с конем. Великодушный спотыкался, чаще, чем вокруг нас вырастали тени. Я не обращала внимания на себя, хотя, когда остановилась, чтобы взглянуть на небо, мои ноги, обутые в мягкие туфли, воспользовались минутой отдыха и дали мне знать, что они болят и покрыты синяками. Великодушный же стоял спокойно, свесив огромную голову.

– Это немного поможет, – сказала я, сняла седло с уздечкой и аккуратно повесила их на подходящий для этого сук. – Кто знает, вдруг мы сможем вернуться за ними.

Я взяла остатки еды, что была с собой, затем повесила седельную сумку на луку седла. Подумав секунду, я сняла свою тяжелую юбку и добавила ее туда же, повязав плащ поверх нижних юбок и крепко затянув ленту на поясе.

– Идем, – позвала я. Великодушный осторожно встряхнулся и взглянул на меня. – Я тоже не знаю, что происходит. Идем.

И он последовал за мной. Отсутствие юбки значительно помогло моим ногам.

Последний лучик света померк и серебряная вода окрасилась черным, когда вдруг я увидела слабый блеск сквозь деревья слева от себя. Он мерцал долго и постоянно, слишком спокойно и прямо, чтобы быть отблеском текущей воды. У меня перехватило дыхание, и я начала пробираться сквозь внезапно ставшими густыми кусты, Великодушный фыркал и с треском следовал за мной. Это была дорога. Она тянулась справа от меня и кончалась в нескольких футах слева, вся в неровных клочках песка и камня. Она не была ровной и прямой, как мне запомнилось, но глаза мои устали и слезились. Ноги ступили на дорогу как раз тогда, когда последний луч света умер, в темноте превращая ее в грязное пятно.

– Нам придется подождать, пока взойдет луна, – раздраженно сказала я.

Постояв немного, бесполезно озираясь вокруг себя, я прошла обратно к краю дороги и села под деревом. Великодушный внимательно осмотрел меня, потом вступил на дорогу из песка и повалялся на ней, фыркая, громко выдыхая и вскидывая копыта. Вернувшись, он осыпал меня пылью, а я скормила ему еще хлеба. Он пожевал листья на дереве, под которым я сидела, а потом опустился, чтобы устроиться ко сну. Я уселась, обвив руками колени, ожидая, пока луна взойдет достаточно высоко, чтобы осветить нам путь. Казалось, прошли часы, хотя это было не так: луна поднялась рано, небо было чистым и безоблачным; а свет звезд стал настолько ярок, что от него несколько спутанных кустов отбросили тени. Дорога стала тусклой и бледной лентой, тянущейся в лес – она мало что обещала. Я вздохнула, затем подошла к коню и похлопала его по лопатке.