Маргит Сандему - Невыносимое одиночество

Анетта наклонилась и поцеловала его — осторожно, словно она делала что-то запретное. Но потом снова поцеловала его — тихо, с любовью. Улыбка на его губах стала шире.

На следующий день Анетта забрала к себе сына.

— Папа будет жить, — прошептала она, крепко обнимая его.

— Вы рады этому, мама? — серьезно спросил Доминик.

— Конечно же, рада, ты же знаешь!

— Нет, я этого не знаю, — тихо ответил мальчик. — И папа тоже об этом не знает.

Анетта почувствовала угрызения совести. Значит, оба они наблюдали за ней все это время, высматривая признаки того, что она не равнодушна к своему мужу. Тогда как она…

Какой же у нее понятливый мальчик!

— Теперь папа знает об этом. Мы должны быть к нему внимательны, Доминик. Да, ты всегда таким и был, но я… я даже не задумывалась над тем, дать ли ему знать, что…

Она замолчала, так и не закончив предложения.

— Могу я навестить его? — спросил мальчик.

— Он просил об этом.

Доминик пошел к отцу. Испугавшись белого лица с темными, горящими глазами, он остановился в дверях.

— Иди сюда, Доминик, — горячо прошептал он. Мальчик подошел поближе.

Микаел протянул ему руку. Немного поколебавшись, Доминик взял ее.

— Мальчик мой, — с трудом произнес он, — мама хочет, чтобы мы жили в Швеции. А мне так хотелось остаться здесь…

— Мне тоже…

— Я знаю. Мы сделаны из одного теста. Но мы родились еще и для того, чтобы делать добро другим. Поэтому я обещал маме, что, когда выздоровею, мы вернемся назад. Тролль тоже скучает по нас.

— Да, Тролль! — просиял мальчик. — Нам лучше поехать домой! Но мы ведь будем приезжать сюда?

— Так часто, как сможем, Доминик. Ведь здесь наш дом, здесь все свои. У тебя появились друзья?

— Конечно. Никлас, Виллему и я играем вместе. Иногда другие тоже к нам присоединяются. Им кажется, что я высокий и стройный!

Микаел улыбнулся.

— Я тоже так считаю.

— Можно им приехать к нам в Мёрбю?

— Разумеется. Пусть приезжает вся наша родня!

Он закрыл глаза, с него было достаточно.

— Доминик, — прошептал он, — прости меня за то, что я натворил! Это был не я, а какая-то злая сила во мне.

— Злая сила в тебе еще есть?

— Не знаю. Пока что я ее не замечал, но я не знаю…

Доминик положил руку на отцовский лоб.

— Мне кажется, что ее больше нет, папа. Вы теперь не так печальны.

— Да, ты прав. Я снова обрел вкус к жизни. Так много людей помогали мне в этом: ты, твоя мама, Маттиас, Сесилия, вся наша родня, так тепло принявшая нас. Но, думаю, больше всех я обязан маленькому Никласу. Понимаешь, когда я лежал здесь в своего рода обмороке, я чувствовал его руки на своем сердце. Возможно, об этом говорить глупо, но мне кажется, что его тепло прогнало холод смерти из моего тела.

— Я тоже так думаю.

— И под холодом смерти я понимаю не то временное состояние, которое мне удалось преодолеть.

— Я знаю, папа. Вы имеете в виду злую власть?

— Да. Однажды я встретил призрака. Он коснулся меня. Призраки пытаются утащить за собой живых людей.

Доминик не совсем понимал это.

— Возможно, — сказал он. — Но я думаю, что Вы сами… Нет, я не знаю, что сказать на это.

— Хорошо, Доминик, ты, пожалуй, прав. Было бы малодушием с моей стороны обвинять во всем привидения. Мне кажется, я просто был на распутье. Я ничего не умел, никто во мне не нуждался. Меня спасло одиночество Тролля. Потом ты спас меня, потому что тебе нужен был отец. Когда же я понял, что… Нет, об этом не стоит говорить, теперь с этим покончено.

Ему не хотелось говорить о том, что Анетта хотела видеть отцом своего сына Анри. Не стоило тревожить этим разум ребенка.

Их беседу прервал голос Сесилии, стоявшей в дверях вместе с Маттиасом и Анеттой.

— У тебя умный сын, — сказала она. — Доминик считает — хотя он и мал еще, чтобы знать точное значение слов, — что в тебе есть всепоглощающая страсть, тоска по смерти. Это она, а не какое-то одухотворенное существо, постоянно преследует тебя.

— Нет, это не тоска о смерти, — поправил Маттиас. — Это слово не подходит. Вернее всего, это страх перед жизнью.

Микаел посмотрел на них и медленно кивнул.

— Вы оба правы. Но все же нельзя не учитывать того, что я встретил Магду фон Стейерхорн и что ей удалось пометить меня.

— Ты уверен в том, что говоришь? — мягко спросил Маттиас.

— Конечно, я же…

— Подожди немного, Микаел! К тебе пришел гость. Танкред вернулся из Акерсхуса вместе с одним шведским унтер-офицером. И тот рассказывает удивительные вещи.

Микаел вопросительно посмотрел на них. Сесилия выглянула за дверь и помахала кому-то. Вошел Танкред вместе с одетым в шведский мундир человеком.

— Свен! — вырвалось у Микаела. — Что ты тут делаешь?

— Это долгая история, поговорим об этом позже. Теперь же ты узнаешь, что я видел в ливландском имении. Думаю, это тебе интересно.

Все замолчали в ожидании.

— Итак, мы отправились туда, как ты того хотел, чтобы взглянуть, что там происходит. Внешне там все было пристойно, законный владелец снова вернулся в имение, и нам стало жаль тех прихлебателей, которых выставили за дверь и на которых власти наложили штраф. Но пока мы находились там и дискутировали со всеми членами семьи, появилась какая-то дама.

— Что?.. Красивая, неопределенного возраста дама, одетая в черное, с бледным лицом?

— Вот именно.

— Значит, ты тоже видел ее?

Свен улыбнулся.

— Все ее видели. Она была тетей хозяина. Собственно говоря, ей и принадлежало имение, а ее племянник управлял им. Семейство нахлебников отказывалось разговаривать с ней. Они были смертельными врагами и до этого пытались схватить ее и тоже посадить под замок, но это им не удавалось. Она оказалась слишком хитрой.

— Но… этого не может быть! Я искал ее следы — и я не видел на снегу никаких следов! Она была духом.

— Мы уже размышляли об этом, — сказал Танкред. — И мы решили спросить тебя: вы шли рядом к воротам?

Микаел задумался.

— Не помню… Нет, этого не было. Она шла следом за мной.

Сесилия кивнула.

— Потому что она была хрупкой женщиной в легких туфельках. Ей не хотелось идти по глубокому снегу, и она ступала по твоим следам. Наверняка она и обратно шла по твоим следам — я бы так и сделала на ее месте. Она была изящной и легкой, следы ее были незаметны. Разве не так?

Микаел молчал. Он думал и думал о чем-то. Значит, это не Магда фон Стейерхорн? Похоже, похоже, что…

— Нет, — сказал он, — если это не был призрак, тогда как вы объясните мои последующие видения? Туман, непрерывно сгущающийся и темнеющий, вызывающий во мне тягу к смерти. Ведь то самое было именно чудом, чем-то желанным, манящим…

— Мы это поняли, — сказала Сесилия.