Райдо Витич - Обитель Варн

— Есть немного, — призналась.

— Причина?

— Сбиваете вопросами. Промахиваюсь. А нужно обязательно попасть в цель.

— Почему?

— Потому что надо!

— Кому?

— Мне! Мне надо! И чем быстрее, тем лучше, потому что тогда все это закончится,

и я выйду отсюда! И увижу Игната! Буду лучше всех! Стану помогать маме! И

служить Отечеству не как тупое бревно! — сорвалась на крик Алиса, пропустила

мишени и уже не стремилась достать их выстрелом, развернулась к сержанту,

наставив на него пистолет.

— Выстрелите? — и хоть бы грамм эмоций в голосе или во взгляде!

— Нет, — опустила оружие, опомнившись.

Тропич согласно кивнул:

— Вами управляют эмоции. К чему они привели?

— К тому, что я непоправимо отстала. Ушло слишком много мишеней, урок не выучен,

задание провалено.

— То есть вы получили прямо противоположное тому, к чему стремились. Вопрос —

стоило ли им поддаваться? Причина настолько веская, что стоит провала и повтора

прохождения заданного?

— Не знаю.

— У меня складывается впечатление, что вы вообще ничего не знаете, но хуже

всего не хотите знать.

— Это не так.

— Тогда забудьте данное утверждение и попытайтесь думать.

Алиса тяжело вздохнула:

— Я хочу есть. Только и всего.

— Ясно. Теперь, когда вы это признали, подумайте: настолько ли вы голодны, чтоб

поддаваться эмоциям и усугублять свое положение?

— Нет.

— Значит?

— Значит, я должна научиться управлять своими желаниями и чувствами.

— И да, и нет. Управлять — да. Но для этого вы должны запомнить и осознать, кем

вы хотите быть. Поясню: человеку дано три основных инстинкта: желание насытиться,

обогреться и совокупиться. Если инстинкты управляют вами — вы быдло. Если вы

управляете ими — человек.

— Человеко-зверь, человеко-царь… — вспомнила Алиса слова Гнездевского и

поняла, о чем он говорил, на что намекал, к чему готовил.

— Цель ясна?

— Да.

— Начали сначала.

Вновь побежали мишени, посыпалась вопросы.

— Почему вы ушли от ответа? — навис над ней сержант. Алиса сидела на мате,

приходя в себя после спарринга с курсантом Далила, и меньше всего желала

отвечать на вопросы. Но сержанту не откажешь. А почему? Да, потому что Игнат

сказал — слушайся его. Нет, потому что он действительно очень мудрый человек и

способен из нее, посредственной особы, сделать мастера, человека.

Алиса сама не поняла, как выстроила логическую цепочку за секунду, сделала вывод,

приняла его — встала и ответила:

— Мне было ее жалко.

— А себя вам не жалко?

Сталеску покосилась на Далилу — хрупкую девочку, которой с виду не дашь больше

шестнадцати лет: хорошенькое личико, наивный взгляд и… хватка анаконды,

термоядерный удар — до сих пор в ушах звенит.

— Курсант Далила правильно использовала свои данные, потому что верно оценила

их. Ввела вас в заблуждение сознательно. А вы сознательно пошли на уступки,

притом, понимая, что она сильнее вас. Конфликт разума и догм. Итог — очередной

незачет. У вас десятый не зачет из шестнадцати предметов за первую неделю курса.

Оцените ситуацию.

— С такими показателями курсантов отчисляют. Но у меня есть еще три недели,

чтоб исправить положение.

— Справитесь?

Алиса без раздумий и колебаний ответила — `да', впервые откинув слова — не знаю,

подумаю, постараюсь — за край сознания.

Глава 12

Они давно проснулись и просто лежали, нежась в объятьях друг друга. Им было

хорошо вместе, без слов, без мыслей, без желаний — тепло, спокойно и тихо.

Бэф гладил пальцем руку Лесс и наслаждался ароматом ее волос. Лесс же изучала

татуировку на груди Варн, щурясь от уютного чувства безмятежного блаженства. Она

обвела пальцем круг, звездочку, заключенную в нее, пробежалась пальцем по

завиткам рунической вязи и тихо попросила:

— Расскажи о себе, Бэф…

— Зачем?

— Интересно. Расскажи все: хорошее и плохое.

— Хорошо…Я очень стар, любовь моя, пятьсот долгих лет, две тысячи весен и зим

прошли мимо меня, не заметив, незамеченные… Мой отец, граф Рицу, был помешан

на мистике, магии, оккультизме, алхимии. С утра до вечера он занимался одним —

сидел в своей лаборатории вместе с какими-то очень мутными людьми. Я почти не

замечал его, он меня. Порой мне казалось, его забыли поставить в известность о

моем существовании. Сколько его помню, он всегда имел отрешенное выражение лица,

задумчивый взгляд, что прятал под густые, насупленные брови… Мне было

семнадцать, когда умерла моя мать. И ничего не изменилось. Отец сел за стол и

даже не обратил внимания, что его жены нет на привычном месте.

Бэфросиаст смолк на пару минут, пристально изучая фреску над головой, и

продолжил:

— Я вспылил. Я ударил его и почувствовал глубокое удовлетворение от своих

действий. Он сидел на полу, вытирал кровь с губ и смотрел на меня, силясь то ли

вспомнить, то ли понять — кто я такой. Его не волновала причина, по которой я

его ударил, его интересовало — а не тот ли я гомункул, что он вывел в своей

реторте? Через два года я узнал, что мама стала жертвой его эксперимента. Она

выпила жидкость, что по его подсчетам должна была подарить ей вечную молодость…

Макропулус!

— Тс-с-с…Ты до сих пор зол на него?

— Нет, — хмыкнул Бэф и, подумав, добавил. — Он был первый, кого я убил.

— Это успокоило тебя?

— Нет, примирило с ним.

Оба помолчали, и Лесс спросила:

— Ты кого-нибудь любил, кроме матери?

Бэф долго думал, прежде чем ответить. Перед его глазами возникла картинка из

далекого, казалось бы, не просто забытого — погребенного прошлого…

Хрупкая фигурка, обернутая голубой кисеей, золотистый локон, выбившийся из-под

капора, наивный взгляд чуть раскосых синих глаз и голос, как колокольчик.

Милая, юная, нежная — любовался девушкой Бэф, сопровождая в утренней прогулке по