Джон Робертс - Степная царица

Гирканиец смог оттолкнуть от себя противника и стал мотать головой, чтобы прийти в себя после удара. Раб решил, что противник его готов, и кинулся на гирканийца, желая прикончить его, но Ки-Де рубанул саблей нападавшего по ноге. Раб упал, и следующий удар пришелся ему по шее.

Джеба, качаясь, встал на ноги, уперся ногой в челюсть своему последнему противнику и выдернул из черепа свой топор. Оба товарища стояли на ногах и радостно улыбались. Джеба поднял окровавленный топор, приветствуя свою царицу, а Ки-Де запел яростную гирканийскую победную песню. Оба бойца имели тяжелые раны и, вероятно, умирали, но сейчас они стояли победителями рядом с поверженными врагами и ничего не боялись.

— Эй вы, выродившиеся собаки! — крикнул Конан. — Видите, какие люди вырастают под солнцем!

— Да, — сказала Омия. — Этим я довольна.

— Дай им противника поинтереснее! — побуждал ее Аббад, в голосе его слышалась жажда крови.

— Нет, с этими двумя достаточно, — ответила Омия. — Убейте их.

Тотчас на арену выбежали вооруженные люди. Это уже были не рабы, а стражники в масках. Конан насчитал по крайней мере десятка два стражников, которые окружили двух окровавленных друзей, направив на них оружие. Затем они стали наступать.

Джеба и Ки-Де дрались изо всех сил, но доблесть их была напрасной. Длина оружия нападавших не позволяла защищавшимся дотянуться, и числом враг сильно превосходил. Они погибли, проклиная своих врагов.

Акила мрачно глядела на арену, на то, как уносили тела и как рабы вытирали пол тряпками. Руки ее, сжимавшие прутья решетки, сделались мертвенно-белыми. Три женщины все одновременно обняли свою царицу.

— В конце концов, он был всего лишь мужчина, моя царица, — произнесла Паина, явно имея в виду карлика. Гирканиец для амазонок значил меньше пустого места.

— Я его спасала не для такой смерти, — сказала Акила. Она оторвала взгляд от арены и взглянула на Конана: — Киммериец, как ты можешь на это спокойно смотреть? Они были твоими товарищами.

— Они были великими воинами и погибли, стоя на ногах, как мужчины. У моего народа нет более высокой похвалы. Я приветствую их и за них отомщу.

Говорили они тихо, и их не слышали находившиеся на площадке. Омия и Аббад задумчиво оглядывали своих пленников.

— Кого следующим? Как ты думаешь? — спросила Омия.

— Три женщины поменьше могут неплохо нас развлечь, — ответил Аббад, — выстави против них обученных рабынь. Но после предыдущего представления, мне кажется, надо выставить больше рабов. Пусть каждая дерется с тремя.

— Заманчиво… — Омия погладила свой подбородок, будто размышляя, — …но тогда на арене сразу будет двенадцать человек. Это слишком много, не будет видно подробностей каждой схватки. Конечно, можно выводить их по одной…

— Нет! — крикнула Акила. — Тебе интересна я, а не они! Выпусти меня и давай сюда своих рабов, если хочешь посмотреть на битву!

Омия улыбнулась:

— Действительно, меня интересует эта огромная женщина и тот, еще более огромный мужчина. Как ты считаешь, они доставят нам приятное зрелище?

Аббад кивнул:

— Да. А этих трех, — он поглядел на амазонок горящими сквозь маску глазами, — я могу использовать их иначе.

— Стража, — сказала Омия, — выведите ту женщину, — она указала на Акилу, — и того мужчину, — она перевела руку, указывая на Конана, — на арену. Только осторожно. Они еще не приручены.

На этот раз стражники действовали, соблюдая особую осторожность. Копьями они оттолкнули трех рыдающих протестующих женщин в угол клетки. Затем повели на арену Акилу. Она обернулась, будто желая сказать что-то своим женщинам, поколебалась какое-то мгновение и пошла дальше, гордо подняв голову.

Когда Акила уже стояла на арене, стражники вернулись за Конаном. Ошейник с него сняли и вытолкали копьями из угла клетки. Когда он проходил мимо трех женщин, Ломби прошипела ему:

— Киммериец! Не дай погибнуть нашей царице, иначе я убью тебя так страшно, как этим выродкам и не снилось!

В трех парах глаз блеснула смесь страха, ярости и ненависти.

Конан сурово улыбнулся:

— Я еще никогда не дрожал при звуке женского голоса, но вы трое вполне можете меня напугать. Могу обещать следующее: если ваша царица не выйдет с арены живой, не выйду живым и я. Клянусь именем Крома, бога моего народа.

Три женщины мрачно кивнули, но гнев во взглядах все еще оставался. Киммериец прошел мимо них к лестнице и спустился к арене, сопровождаемый направленными на него наконечниками копий бдительных стражников. Дверь открыли, и он вышел на арену. Акила с усмешкой глядела на киммерийца, пока с нее снимали оковы, но когда стражники покинули арену, она тихо заговорила, так чтобы никто, кроме Конана, ее не услышал:

— Быстро не оборачивайся, но наверху, над сиденьями напротив площадки, я, кажется, что-то заметила. Посмотри и скажи, что ты видишь.

Заинтересованный киммериец сделал так, как она просила. Он потер кисти и повел руками, будто они у него затекли. На самом же деле он, как всегда, был готов к мгновенному действию, но никогда не мешало ввести врагов в заблужденье. Он покрутил, будто разминаясь, шеей и посмотрел в указанном Акилой направлении.

На стене над сиденьями имелось множество ниш, и в каждой нише стояла статуя, хотя Конан и не понял, изображены ли там люди, боги или демоны. Затем он наконец увидел на верхнем ряду, прямо напротив подиума, на котором сидели Омия и Аббад, что-то слабо мерцало пурпурным светом. Напрягая зрение, но стараясь делать это не слишком явно, Конан разглядел крошечную, похожую на человеческую фигурку, сидящую на корточках рядом с раскрашенной скульптурой, изображающей невероятно полную обнаженную женщину.

— Наш маленький друг из пустыни, — сказал киммериец. — Преследователи наши настойчивы.

— Хотела бы я знать, что это значит, — произнесла Акила.

— Сейчас у нас есть более важные вопросы. Такие, например: как нам выбраться с арены живыми и кого для этого надо убить?

На арену вышли две рабыни. Каждая несла пояс с мечом и кинжалом. Конан с удовольствием взял свое оружие и был рад почувствовать его привычный вес у себя на бедрах. Акила с не меньшей радостью застегнула на себе свой пояс, затем она подошла к краю арены и что-то подняла с поля — топор Джебы, упавший и забытый там. Она заткнула его короткую рукоять за пояс.

— Джеба мог бы легко убить ту женщину, — сказала она. — Эти люди, кажется, не понимают, что топор можно и кинуть. Но он не сделал этого, предоставив такую возможность мне.

— Он был хорошим человеком, — заверил ее Конан. — В те последние мгновения желание отомстить за себя должно было быть очень сильным.

— Если меня смертельно ранят, прежде чем умру, я раскрою ее надменную рожу.