Андрей Мартьянов - Беовульф

– Чего?

– Самодостаточно. Ирминсулу ничего не нужно от нас или других людей. Он не берет, а только дает. Действительно, велики и бесчисленны чудеса Господни, ибо без Его благоволения и участия в смертных землях нельзя было создать ничего настолько прекрасного. Одного боюсь – красота хрупка, испортить ее можно одним движением, дурным словом, злой волей…

– Длинно говоришь, – упрекнул епископа Эрзарих. – Зауми в тебе много, годи, лишних и ненужных слов не жалеешь. Подумай: если дорога привела нас к Ирминсулу, пусть даже против нашего желания, значит так было нужно. Думаешь, Ирминсул любого мимохожего к себе допустит?

– Разве это… гхм… дерево способно решать, кто вправе к нему прийти, а кто нет?

– Дерево – может и нет. Но вот его хранитель… – завороженно сказал Эрзарих. – Посмотри правее… Да нет, не туда! В роще, под холмом!

Ремигий проследил направление, куда указывал лангобард, и шепнул в бороду такое словечко, что сам устыдился.

Ничего подобного нет, не было и быть не может!

Однако оно есть.

Разум подсказывал: Ирминсул, зачарованная ясеневая роща и уж тем более ее «хранитель» никогда не остались бы незамеченными обитателями долины Рейна.

Деревья очень высоки, сам Ирминсул – титан, размером с целую гору, с золотисто-зелеными листьями и стволом окружностью в сотню шагов! – должен быть заметен очень издалека. Его наверняка можно увидеть со склонов Арденн и тем более от поселения ругов!

Дерево немыслимо древнее, до реки совсем недалеко, следовательно много лет назад Ирминсул обязаны были разглядеть путешествующие по Рейну римляне – десятки кораблей ежедневно ходили от Аргентората вниз по реке до Бонны, Агрипповой Колонии и вплоть до Германского моря!

А уж любой подданный Империи, узревший эдакую диковину, непременно донес бы до сведения любознательных соотечественников, что на левом берегу Рейна воздвигается нерукотворное чудо света, по сравнению с которым пирамиды Гизы покажутся куличиками на песке, вылепленными несмышлеными детишками!

Объяснить тот несомненный факт, что ни римляне, ни явившиеся им на смену варвары «не замечали» Ирминсул, было невозможно – представьте, что человек, проходя мимо, случайно не заметил Александрию, Афины или Иерусалим!

Несколько дней тому сам епископ Ремигий, долго изучая взглядом простершиеся с севера на юг холмистые низины со склонов Арденн, не углядел ничего похожего на огромное светло-зеленое облако, нависавшее над поймой Великой реки!

Кстати, Хильдегунда и ее сородичи-руги, равно как и готы, жившие ближе к горам, про древо-великан не упоминали! Они его не видели.

Тут попомнишь о некоторых туманных намеках, разбросанных по трудам некоторых древних географов и исследователей – начиная от Птолемея и Платона и заканчивая Плинием.

Универсум якобы неоднороден, в трех Сферах Большого творения (можно назвать их как привычнее – Сферами Небес, Тверди и Подземным миром, или Асгардом, Мидгардом и Хелью, смысл от этого не меняется) можно встретить прорехи – если угодно, «грыжи», замкнутые «отростки» пространства, «малые сферы», связанные с обитаемой Вселенной единственным узким проходом.

Стоит вспомнить, что отдельные историки – возьмем Марка Теренция Варрона![28] – полагали, что платоновская Атлантида находилась в такой вот «грыже», посему найти оставшиеся после затопления острова скалы невозможно, не зная, где находится проход в означенную «малую сферу». Ну а поскольку немногие выжившие атланты унесли эту тайну с собой в могилу…

Итак, одно объяснение, обладающее некоторой претензией на достоверность, найдено. Хорошо, пусть Ирминсул и окружающая его роща находятся в «малой сфере», которую не рассмотреть обычным взглядом. Но как в таком случае два ничего не подозревающих всадника проникли в тайную область, о которой знают лишь немногие избранные, наподобие человека, обронившего монетку-амулет с затертым профилем Галлы Плацидии и нацарапанными рунами? Почему не ощутили, как пересекли невидимый рубеж? И куда идти дальше? Если, конечно, отсюда позволят уйти…

Могут ведь и не позволить.

Ясень-великан, равно как и его потомки, проросшие из семян ежегодно разбрасываемых Ирминсулом, отчасти вписывались в привычную картину мира – деревья, пускай и ОЧЕНЬ большие, имеют право на существование. Никто же не возражает против китов, африканских элефантов или гиппотавров, тварей весьма крупнотелых, но более чем реальных?

Ствол Ирминсула понизу украшен тысячами золотых и серебряных вещиц, застывших в смоле или оставленных кем-то в трещинах коры? Тоже ничего удивительного – вспомним галльских друидов и дубы священных рощ, которым совсем недавно, еще два-три столетия назад, до Великого нашествия, клали требы драгоценными украшениями!

Однако германские племена редко поклоняются деревьям, их обычаи отличны от кельтских!

Наконец, status mundi, основа мира, осталась неизменной: небо и солнце наверху, твердь внизу, люди и лошади не ходят на головах, птицы не ползают, а черви не летают – обычный дрозд, приземлившийся поодаль на низкую травку и выхвативший клювом из крошечной каверны в земле розового дождевика, был тому прямым доказательством.

…Иные путешественники описывали незнаемые земли, руководствуясь не столько истиной, сколько желанием украсить сочинение нафантазированными красивостями и необычностями, приятными жаждущему новых впечатлений читателю.

Так рождались и рождаются псиглавцы, исхиаподы или метаципленарии, твари выдуманные, однако прочно поселившиеся на пергаментах, описывающих невероятные приключения многих поколений отважных землеходцев, побывавших на пространствах от Иберии до Индии и сказочного Китая с запада на восток и от Каледонии до Дарфура и земель царицы Савской с севера на юг.

Если однажды епископу Галлии и Бельгики придет в голову описать свое путешествие из Стэнэ к Рейну и переправить пергамент в Италию, серьезные географы Ремигия высмеют его не просто как человека с чрезмерно богатым воображением, а как беззастенчивого лжеца.

При всем своем богатстве, древности и разнообразии греко-римская мифология не породила существ, подобных тому, что неторопливо спускалось со склона холма к подножию Ирминсула. В сочетании с чудесным ясенем, необычным светом, пробивающимся сквозь его крону, и цветами папоротника зрелище абсолютно нереальное. Это даже не сказка и не сон, скорее видение иного мира…

Эрзарих в свою очередь точно обозначил живую тварь общим для всех племен германского языка словом «drago», обозначавшим крылатого монстра с четырьмя лапами, длинным хвостом, головой фантастической ящерицы и тускло-бронзовой чешуей.