Джон Толкин - Хоббит или туда и обратно

— Тьфу на эту птицу! — скривился Бильбо. — Не нравится мне, как она слушает.

— Не тронь дрозда! — сказал Торин. — Они добры и приветливы, а этот еще и очень стар. Может, он последний из древнего рода, обитавшего на Горе. Отец и дед кормили их с рук. То были волшебные птицы и жили очень подолгу. Может быть, он даже один из них, и тогда ему лет двести с лишним. Люди Дейла как-то понимали их язык и отправляли дроздов с вестями в Озерный город и дальше.

— Ну, если он хочет отнести вести Озерным людям, ему будет, что рассказать, — пробурчал Бильбо, — хотя вряд ли там еще понимают птичий язык.

— Так что случилось? — вскричали гномы. — Рассказывай!

И Бильбо рассказал все, что мог вспомнить, не утаив, что дракон, по-видимому, о многом догадался с его слов и сопоставил это с лагерем и пони.

— Он знает, что мы пришли из Озерного города, и там нам помогли. Ох, боюсь, что теперь он туда наведается! Зачем только я сказал про бочку! В здешних краях даже слепой кролик сразу вспомнил бы про Озерных людей!

— Ладно! Сделанного не исправить, а, как я слышал, говоря с драконами, трудно не сболтнуть лишнего, — сказал Балин, стараясь его утешить. — По мне, так ты справился отлично — узнал одну важную вещь и вернулся живым, а этим не многие могут похвалиться из тех, кто встречался с их братом драконом. Может, то, что ты узнал о прорехе в алмазной тужурке старого червяка, еще всех нас выручит.

Тут разговор перешел на драконоборцев, исторических, спорных и мифических. Гномы принялись оживленно обсуждать удары колющие, режущие и рубящие, а также различные боевые приемы их нанесения и прочие военные хитрости. Сошлись на том, что застать дракона спящим — не так легко, как кажется, и попытка заколоть его во сне скорее обернется несчастьем, чем даже встреча в честном бою. Все это время дрозд слушал, а, когда выглянули звезды, бесшумно расправил крылья и улетел. Пока шел разговор и удлинялись тени, Бильбо мрачнел все больше и больше. Росли его дурные предчувствия.

Наконец он перебил гномов.

— Сидеть здесь опасно, — проворчал хоббит, — да и незачем. Мягкую травку дракон пожег, и вообще — ночь, холодно. Чует мое сердце, Смауг еще вернется! Он знает теперь, что я пришел по туннелю, и уж наверняка догадается, где другой выход. Он разнесет эту часть горы в щебень, чтобы завалить дверь, и будет только рад, если заодно пришлепнет и нас!

— Что-то ты чересчур мрачен, мистер Бэггинс! — сказал Торин. — Почему же в таком случае Смауг не завалил нижний вход? Он этого не сделал, иначе мы бы услышали.

— Не знаю, не знаю. Наверное, сперва он рассчитывал снова меня выманить, а потом отложил это на после ночной охоты или просто не хочет портить свою спальню. Лучше бы вы не спорили. Смауг может появиться в любую секунду. Единственное спасение — забраться подальше в туннель и закрыть дверь.

Он говорил с такой горячностью, что гномы наконец послушались, хотя дверь пока закрывать не стали — никто не знал, удастся ли отпереть ее изнутри. Мало радости застрять в таком месте, из которого один выход — в драконье логово.

И в туннеле, и снаружи было очень тихо. Довольно долго они сидели у полуоткрытой двери и разговаривали. Вспомнили жестокие слова, которые Смауг сказал о гномах. Ах, как хотелось бы хоббиту никогда их не слышать или поверить в искренность друзей, наперебой уверявших, будто и впрямь не задумывались о дальнейшей судьбе сокровищ.

— Мы знали, что это будет опасное предприятие, — сказал Торин. — Знаем и теперь. Убежден, когда мы добудем сокровища, у нас будет время подумать, как ими распорядится. Что до вашей доли, мистер Бэггинс, уверяю, мы питаем к вам самую глубокую признательность, и вы сможете сами выбрать себе четырнадцатую часть, как только будет, что делить; очень сожалею, что вы беспокоитесь о транспортировке, и признаю, что она сопряжена с определенными трудностями — дороги с течением времени не стали менее опасными, скорее напротив, — однако мы будем всемерно вам помогать и возьмем на себя часть расходов по перевозке. Хотите верьте, хотите нет — дело ваше.

Отсюда разговор перешел на сами сокровища и на бесценные предметы, памятные Торину с Балином. Гномы гадали, целы ли они в подземных чертогах: копья, изготовленные для воинства великого короля Бладортина (давно покойного), с наконечниками тройной ковки и древками, богато инкрустированными золотом, заказанные, но так и не выкупленные; щиты для давно умерших воинов; огромный золотой кубок Трора о двух ручках, с узором из птиц и цветов — глаза и лепестки у них из драгоценных каменьев; неуязвимые кольчуги, серебряные и позолоченные; оплечье Гириона, правителя Дейла, с пятью сотнями зеленых, как трава, смарагдов, которое тот отдал за кольчугу для старшего сына — сработанная из чистого серебра, она была втрое крепче стальной за счет особого плетения колец, известного только гномам. Однако прекраснее всего был бесценный белый камень, найденный гномами глубоко в недрах — Сердце Горы, Аркенстон Траина.

— Аркенстон! Аркенстон! — мечтательно повторял Торин, уперев подбородок в колени. — Он был подобен шару с тысячью граней и сверкал словно серебро при огне, словно вода на солнце, словно снег под звездами, словно дождь под луной!

Однако Бильбо уже излечился от тяги к сокровищам и почти не слушал. Хоббит сидел у двери, ловя одним ухом малейший шум снаружи, другим пытаясь различить за говором гномов какой-нибудь шорох из логова. Темнота сгущалась, и росло его беспокойство.

— Закройте дверь, — взмолился он. — Я нутром чую дракона. Эта тишина пугает меня даже больше, чем вчерашний грохот. Закройте дверь, пока не поздно.

От его голоса гномам стало не по себе. Торин стряхнул с себя мечтательное оцепенение, встал и выбил ногой камешек, державший дверь. Все налегли. Дверь с грохотом затворилась. Ни следа от замочной скважины не осталось внутри. Они были заперты в Горе!

И вовремя! Не успели друзья отойти подальше, как гору сотряс удар, словно целое воинство великанов било в нее дубовыми таранами. В туннеле загудело, стены затрещали, на голову посыпались камни. Не хочу думать, что было бы, опоздай они закрыть дверь. Гномы бегом бросились вниз, радуясь, что уцелели, а снаружи ревел и бушевал Смауг. Он дробил каменья, разбивал утесы и скалы мощными ударами хвоста, пока все — узкий карниз, выжженная трава, камень, на котором сидел дрозд, покрытые улитками стены — не скрылось под грудой щебня, и вниз лавиной не посыпались валуны.

Чуть раньше Смауг бесшумно выполз из логовища и, взмыв в воздух, исполинской вороной понесся во мраке к западным склонам горы. Он надеялся застать врасплох вора, а если повезет, то и его спутников, и найти выход в скале. Никого не обнаружив, он пришел в неописуемую ярость и принялся крушить Гору.