Алан Фостер - В плену пертурбаций

– Надо что-то делать, – проговорила Дормас звонким голосом, отчетливо выговаривая слова. – Иначе лично я наверняка сойду с ума. Я хочу стоять не на двух ногах, а на четырех. Посмотрите! Ну на что они годятся? – Она показала товарищам сперва правую руку, затем левую. – Стоит надавить, и они сломаются! И не смейте утверждать, будто я ошибаюсь! Эка невидаль – мех! А мне каково? Я же не могу ходить!

– А я? Мне-то как быть? – вклинился в разговор Сорбл-подросток. – У нетопырей тоже нет меха, но они хоть летают. А я… – Он горько зарыдал.

– Успокойтесь, – произнес Джон-Том. – Скоро все встанет на свои места.

– А если нет, приятель, что тогда? – справился Мадж. Джон-Том признался себе, что испытывает не слишком приятные ощущения, видя перед собой взрослого человека и слыша знакомый голос выдра, которым говорит этот самый человек. На лице мужчины не было ни шерстинки, ни единого усика, и все-таки юноша знал, что смотрит на Маджа. Его уверенность зиждилась на голосе и глазах – голубых глазах, что глядели лукаво и вместе с тем вызывающе; кроме того, мужчина в точности воспроизводил характерные жесты выдра – правда, далеко не так ловко и быстро. – Превратился б сам в не пойми что, живо сообразил бы, что к чему.

– К сожалению, – заявил Клотагорб, – у меня пока ничего не получается, поскольку мне трудно сосредоточиться на заклинании. Нельзя ли причитать немного потише?

– Меня, – выразительно произнес Джон-Том, – не отвлекает никакой шум. – Юноша задумчиво провел ладонью по струнам дуары.

– Осторожней, паренек. – Мадж схватил Джон-Тома за локоть. – Можа, все и так обойдется. Коли ты чегой-нибудь напутаешь и мы навсегда останемся людьми, на твоей совести будет, по крайней мере, одна смерть. Предупреждаю сразу: я точно прикончу себя.

– Не волнуйся, Мадж. Все будет в порядке. Или ты забыл, как я расправился с пожаром?

– Ага, и чуть не подпалил собственную задницу. Учти, коли напортачишь, я из тебя шашлык сделаю. – Выдр убрал руку. – По правде сказать, любопытно будет послушать песенку, которая может исправить такое.

– Действуй, мой мальчик, – подбодрил юношу Клотагорб. – В конце концов, попытка не пытка. Обстоятельства, в которых мы волей случая оказались, угнетают меня ничуть не меньше, нежели остальных. А когда мысли разбегаются, придумать или вспомнить что-либо подходящее практически невозможно.

– Я постараюсь подобрать самый вразумительный текст, – пообещал Джон-Том.

Легко сказать, подумалось ему. А Мадж прав. В такой ситуации никак нельзя допустить даже незначительного промаха.

Может, подойдет что-нибудь из того, что он слышал, когда посещал занятия на факультете народной музыки? Да ну, сколько лет прошло; и потом, когда он в последний раз пробовал сыграть африканскую или индонезийскую мелодию? Помнится, он давным-давно решил для себя, что такая музыка не поможет ему пробиться в «биллбордовскую сотню»[6].

Что касается рок-репертуара, тот был куда обширней и современней, однако, сколько Джон-Том ни рылся в памяти, он никак не мог отыскать песню, которая хотя бы вскользь упоминала о превращении животных в людей. Дело осложнялось тем, что проблема заключалась не в словах: заклинание срабатывало лишь тогда, когда в нем присутствовало некое искреннее чувство.

Впрочем, есть одна песенка, которую он уже пел, избавляя мир от последствий пертурбации. А что, если спеть ее задом наперед? Бред?

Может быть; но разве положение, в котором они оказались, не бредовое?

Джон-Том прокрутил в памяти текст, откашлялся – и запел. Ему было довольно тяжело соблюдать обратный порядок куплетов, однако попытка, судя по всему, обещала стать успешной: дойдя до середины песни, юноша ощутил легкую тошноту, перед глазами у него возникло нечто вроде дымки. Он пел и пел, добрался наконец до первого куплета, взял последний аккорд на дуаре и огляделся по сторонам. К его великому облегчению, все вышло именно так, как он и рассчитывал. Пертурбация пертурбировалась, и друзья вновь стали теми, кем родились на свет.

– Ура! Я – снова я! – воскликнул Мадж и подскочил от радости на добрых два фута, а потом запустил обе лапы в свой густой бурый мех. – Ребята, до чего ж я счастлив! – Он вне себя от радости прошелся колесом вокруг товарищей; словом, вел себя точь-в-точь, как школьник, который вдруг узнал на пикнике, что ему положено особое угощение.

– Хорошо, что все кончилось, – проговорила Дормас. – Что ты спел, юнец?

– Песню Рика Спрингфилда «Все, что нам нужно, – человеческое тепло». Только я спел ее шиворот-навыворот. По-моему, сработало лучше некуда. – Джон-Том лучезарно улыбнулся.

Клотагорб получил обратно свой панцирь, Сорбл обрел крылья и тут же взмыл в поднебесье, где принялся выделывать фигуры высшего пилотажа; Колин передернул плечами, пошевелил ушами и потер черный нос.

– Ты молодец, чаропевец. – Внезапно он нахмурился. – Друзья, боюсь, наши испытания продолжаются. Пожалуй, этого следовало ожидать.

– Вот гадство, – пробормотал Мадж, глядевший в том же направлении, что и коала. – Слушайте, ваше чудомудрие, сколько еще нам терпеть?

– Пока не найдем пертурбатор и не освободим его, – отозвался Клотагорб.

Джон-Том повернулся и взглянул туда, куда смотрели остальные; лишь какое-то время спустя он сообразил, что взгляды всех устремлены не куда-нибудь, а на него, и в то же мгновение осознал, что с ним и впрямь произошло что-то странное. Юноша судорожно сглотнул. Итак, заклинание сработало на все сто – и даже немного больше.

– Ну, ваша черепашистость, что будем делать? – справился Мадж, который не сводил глаз с молодого человека.

Вернее сказать, с того, кто был когда-то высоким молодым человеком, а ныне превратился в высокую поджарую обезьяну. На обезьяне была одежда Джон-Тома – индиговая рубашка, шапка из кожи ящерицы, башмаки; на груди животного, вид которого был весьма и весьма озадаченным, висела дуара. Джон-Том оглядел себя, заметил необычайно длинные лапы и загибающийся кверху хвост. Он состроил жалобную гримасу, ощутив при этом, что обзавелся мясистыми отвислыми губами и острыми клыками.

– Ты малость перестарался, кореш, – заметил выдр с искренним сочувствием в голосе.

– Лично мне кажется, что так он выглядит гораздо пристойнее, – сказал Колин, а затем обнажил саблю и сделал шаг вперед, вынудив Джон-Тома попятиться.

– Эй, неужели на меня настолько противно смотреть?

– Ты заслуживаешь того, чтобы увидеть себя таким, каким представляешься друзьям. – Медведь поднес сверкающее лезвие к самому носу юноши.

Джон-Том вгляделся в собственное отражение. Внезапно у него, как показалось окружающим, отвалилась челюсть; она отвисла так низко, что едва не достала до земли.