Маргит Сандему - Последний из рыцарей

На этот раз Доминик не почувствовал, что его сыну угрожала опасность. Они с Виллему утратили свою тайную силу. Она помогла им свершить то, что им было начертано, и покинула их. В награду им осталась честь за содеянное.

В начале лета Виллему и Доминик, наконец, вернулись домой, в бывший охотничий замок в Мэрбю. Радость встречи превзошла все ожидания.

— Тенгель! До чего ж ты огромный! — кричала Виллему, сжимая сына в объятиях.

— Мне двадцать лет, мама. Я уже слишком взрослый для таких нежностей.

— Материнскую любовь не остановит никакой возраст! — смеялась Виллему, сама не своя от счастья, что они уже дома.

— Здравствуй, сын! — сдержанно сказал Доминик, но и его голос дрожал от радости.

Старый Микаел тепло поздоровался с сыном и невесткой.

— Между прочим, наш мальчик недавно женился, — со смехом объявил он.

— Что? Что?

— Мама, отец, позвольте представить вам мою жену Сигрид. Мы не могли ждать вас, не зная, когда вы соизволите вернуться домой из своего затянувшегося путешествия.

— Я дал им разрешение на брак, — усмехнулся Микаел. — Они и в самом деле не могли ждать!

— У нас уже родился сын, — густо покраснев, сказал Тенгель. Несмотря на смущение, он так и сиял от счастья. — Ему всего две недели. Мы его назвали Дан. В честь отца.

Виллему слушала вполуха. Она в оцепенении смотрела на юную светловолосую женщину со скромными длинными косами и робкой улыбкой. Казалось, женщина боялась, что ее не захотят признать.

«Значит, у меня появилась невестка? — Виллему была ошеломлена. — Невестка? И выбирала ее не я! Что в ней хорошего? Тенгель никого не видит, кроме нее. Она отняла у меня сына… Нет, нет, нет! Я же дала себе слово не быть такой свекровью, какой была для меня Анетта, ревновавшая ко мне Доминика! Но как же эта девушка не похожа на меня, у нее голубые глаза! Она явно благородного происхождения, это видно по ее осанке, хотя она и стоит с видом бедной родственницы. Опять я начинаю злобствовать и искать недостатки, довольно! Конечно, мне не по душе, что Тенгель выбрал девушку, которая так не похожа на меня. Но это, в конце концов, пустяки. Достаточно в семье одной сумасбродки. Небось, хорошая хозяйка. — Виллему никак не могла взять себя в руки. — С виду — сама кротость, а попробуй скажи ей слово поперек. Для такой большая уборка — святое дело, и денег она на ветер не бросает… С улыбкой — Виллему надеялась, что ее улыбка выглядит сердечной и искренней, — она протянула девушке руки.

— Я так рада, Сигрид! Добро пожаловать в нашу семью! Я чувствую, что мы с тобой станем друзьями. А теперь покажите нам нашего внука!

Внука? Господи, какая я уже старая!

Тристан даже не заметил, как изменилась Марина. В один прекрасный день он с изумлением увидел, что она уже не ребенок, а взрослая женщина. Ей было шестнадцать, минуло два года, как она жила в Габриэльсхюсе.

Два года они постепенно привыкали друг к другу. Марина сдержала свое обещание, которое мысленно дала Виллему: она старалась, как могла, помогать Тристану. Вести свои дела он ей не позволил, но они вместе коротали вечера за какой-нибудь игрой, или он читал ей лекции по истории, географии и языку. Со временем Тристан начал обсуждать с ней дела поместья, трудностей у него было много, и он любил рассуждать вслух. Марина всегда была рядом.

Тристан понимал, что им нельзя долго жить вдвоем под одной крышей. Пойдут пересуды… Но не знал, как объяснить это Марине. Он боялся заговаривать с ней о браке, боялся снова увидеть в ее глазах страх. Вся его надежда была на Беттину. Верная Беттина все еще жила в Габриэльсхюсе. Теперь на ней лежала ответственность за маленькую Броню. Присутствие Беттины благотворно действовало на Марину. Она приохотилась возиться с двухлетней Броней. Гуляла с ней по саду, показывала ей цветы, часто сама кормила ее, одевала, играла с ней. Она прониклась к девочке горячей нежностью. Тем не менее, Беттина еще не решалась открыть ей правду. Это была слишком деликатная тема.

Тристану становилось все трудней и трудней платить налоги, которыми король Кристиан V обложил старое дворянство и их поместья. Он трудился в поте лица, но все равно не мог свести концы с концами. 1699 год выдался особенно трудным. Когда король Кристиан V умер и на трон взошел его сын Фредрик IV, Габриэльсхюсу, одному из последних поместий, принадлежавших старому дворянству, был нанесен окончательный удар.

— Что случилось, дядя Тристан? — спросила однажды вечером чуткая Марина. — Вы чем-то огорчены? Могу я вам помочь?

Тристан грустно улыбнулся.

— Это не в твоих силах.

И он поведал ей горькую правду: он вынужден либо продать Габриэльсхюс, либо отдать его королю в уплату за налоги.

— Хорошее наследство я оставляю тебе, — с горечью сказал он. — Ты потеряла Габриэльсхюс раньше, чем получила его.

— Не думайте обо мне, дядя Тристан. Но что вы будете делать без Габриэльсхюса?

— По правде сказать, не знаю. Может, приобрету дом в Копенгагене. Но прежде мне хочется съездить в Норвегию и повидаться с родственниками. Из-за борьбы за поместье я даже не видел еще своего внука.

Марина понимающе кивнула. Они помолчали.

— Дядя Тристан, — сказала, наконец, Марина. — Все эти годы вы по-рыцарски относились ко мне и к Броне. Но теперь вы можете освободиться от нас, если хотите. Я уже взрослая. Помогите нам только подыскать какое-нибудь жилье, а дальше уже я сама буду заботиться о Броне.

— Но я вовсе не хочу освобождаться от вас! — воскликнул Тристан, неожиданно для самого себя, понимая, что ему этого не хочется. — Я… я не знаю, что буду делать без тебя. Мне нужен рядом именно такой человек, как ты. Другое дело, если ты сама хочешь жить отдельно…

— Нет. Не хочу, — тихо сказала она. — Мне ни с кем не будет так хорошо, как с вами. И я… я все еще боюсь людей…

— Но ведь ты понимаешь, что мы не можем и в будущем продолжать жить вместе? — Он внимательно смотрел на нее.

— Да, Беттина говорила мне об этом. И фру Виллему тоже намекала, что мужчине и женщине, не состоящим в браке, неприлично жить под одной крышей.

— Виллему! — Тристан криво усмехнулся. — Она во все сует свой нос, но в этом она, безусловно, права. Ты должна выбрать, что для тебя лучше, Марина.

— Это означает, что вы просите моей руки, дядя Тристан? — с тем же спокойным и серьезным выражением, что и всегда, спросила Марина.

— Именно так, — тихо сказал Тристан. — Ты можешь не опасаться каких-либо домогательств с моей стороны, но ты должна осознать, с какими потерями сопряжен для тебя такой брак. Ты не познаешь, что такое объятия любимого мужчины, а ведь придет время, и ты в кого-нибудь влюбишься. Ты не испытаешь счастья рождения ребенка…