На взлёт! (СИ) - Голотвина Ольга Владимировна

Чудовище встало на колени и несколько раз крепко втянуло в себя воздух. Затем обернулось к кромке прибоя – туда, где по валунам безуспешно скользил его младший спутник.

Морская тварь хрипло вздохнула, протянула переднюю лапу и помогла малышу взобраться на берег. Тот тоже закрыл жаберные крышки и откашлялся. Затем сел на камни, раскинув ноги, и подставил чешуйчатое лицо солнцу. Он улыбался, обнажая острые треугольные зубы.

Над берегом прозвучал мужской голос:

– Где твоя рыба, Морис?

Когда старший говорил, его лицо оставалось неподвижным, лишь немного шевелилась нижняя челюсть.

Младший перестал улыбаться.

– Ой, Джанни, не сердись. Обронил, когда на берег лез.

– Недотепа, – без особой строгости сказал Джанни. – Ладно, тащи сюда мою, съедим пополам.

Морис тут же перевернулся на четвереньки и в один рывок оказался рядом с сельдью, которая еще трепыхалась.

Рыбина тут же была разодрана на части и съедена вместе с головой, костями и плавниками. После этого оба морских охотника растянулись на камнях под солнышком.

Молчание прервал голосок Мориса, звенящий от волнения:

– Джанни... я хотел тебе сказать... я не вернусь в клетку.

Старший ответил не сразу. Когда он заговорил, голос его был холоден и сух:

– И как ты собираешься жить?

– Уплыву в далекие теплые моря, про какие ты рассказывал.

– Ты знаешь туда дорогу?

– Найду. А не найду – здесь буду плавать, у берегов. С голоду не сдохну. Лишь бы не назад, в клетку! Джанни, я больше не могу!

– Понимаю. А девочки могут, Уна и Гедда? Аша может?

– А... но... я...

– Если ты не вернешься, Алмаз запретит остальным выходить со мной в море. Они будут день за днем сидеть за проклятой решеткой и глядеть, как море заливает бассейн, а в отлив проклятая вода уходит.

– Я не подумал... Девчонки, да... Я вернусь.

Голос Джанни смягчился:

– Ты правильно решил. Но если бы ты сбежал, хуже всего пришлось бы все-таки не им, а тебе. Они были бы втроем, могли бы разговаривать. А ты рыскал бы вдоль проклятого берега, тоскуя в одиночестве. Не к людям же тебе соваться, верно? – Джанни поднялся на ноги. – Ладно, пора возвращаться. Когда-нибудь ваша судьба может измениться к лучшему, а сейчас будь мужчиной и не ной.

Морис тоже встал. Не сдержался, бросил в спину старшему другу:

– «Будь мужчиной», да? Тебе легко говорить! Ты-то в клетке не сидишь! Ты такой же колдун, как Алмаз... как они все! Захочешь – и примешь человеческий облик!

2

Тот, кто старается все предвидеть, теряет бдительность.

(«36 стратагем», древнекитайский военный трактат)

Слова Мориса звучали в душе Аквамарина, когда он, оставив мальчика за толстыми прутьями решетки, шел по одному из коридоров проклятого Семибашенного замка.

Принять человеческое обличье? Да легко. Вот сейчас он – высокий, стройный, смуглый иллиец. Такой, каким был молодой рыбак Джанни, когда его схватили проклятые охотники за людьми и продали в рабство.

Нет. Не такой. Полоски жаберных крышек все-таки приходится прятать под длинными волосами. Тут уж ничего не изменишь. Это след от проклятого скальпеля. Алмаз кладет одного раба за другим на стол, привязывает ремнями и пытается лезвием и магией сделать из человека высшее существо. Пока получаются все больше трупы.

Ему, Джанни, вживили жабры акулы. Но тогда же, прямо на столе, проявился дремавший в душе магический дар – и полыхнул так, что замок зашатался! Даже маги поспешили признать его своим и приняли в Ожерелье, дав имя Аквамарин.

Ха! Великое счастье! Джанни давно сбежал бы от них, поселился в рыбачьей деревушке, женился на тихой, доброй женщине...

Да разве проклятые чародеи отпустят? На краю Антарэйди сыщут!

Впрочем, теперь Джанни и сам не хотел удрать. Здесь у него появился якорь, крепко держит.

Аша, Уна, Гедда, Морис. Четыре жертвы Алмаза. Или, как говорит эта сволочь, четыре его большие удачи. Четверо детей с вживленной в кожу чешуей, вставленными в рот акульими зубами, врезанными в шею жабрами. Старшей, Аше, всего шестнадцать лет. Младшим, близнецам Уне и Гедде, по восемь. А проклятый Алмаз похваляется, что от этих четверых пойдет род морских людей. Эти изменения, дескать, проявятся у их потомков, потому что Алмаз пользовался не только скальпелем, но и магией.

Джанни постарается вытащить своих друзей из проклятой пещеры-клетки. Пока Алмаз отказывается их продать, но когда-нибудь...

Чтобы успокоиться, Аквамарин прислонился к стене, закрыл глаза, привычно проверяя свою магическую силу. Перед внутренним взором заклубился серый туман, в котором, окружив чародея кольцом, пульсировала большая черная медуза. Отлично! Сила почти не растрачена...

За поворотом коридора послышались голоса. Аквамарин открыл глаза и с неохотой пошел туда, где собрались почти все маги Ожерелья. Отвечать отказом на приглашение не стоило: зачем зря сердить Алмаза?

В просторном каминном зале уже ждали четверо. Алмаз, как всегда в белоснежном одеянии, приветливо обернулся к вошедшему:

– Хорошо, что ты пришел! Мы собрались здесь, чтобы разделить радость Двуцвета, его триумф. Присаживайся.

И он указал на кресла, поставленные так, чтобы сидящим было хорошо видно зеркало в посеребренной раме, что висело меж двух старинных картин.

– А где сам Двуцвет? – спросил Аквамарин, опускаясь в кресло и обводя взглядом темнокожую, с пронзительным взглядом Агат, илва Изумруда в буром балахоне, статную Сапфир, перекинувшую на грудь толстые светлые косы.

– Двуцвет в Халфате, – пояснил Алмаз. – Он там добивается, чтобы царевну Айджан отдали за принца Джордана. И сегодня мы услышим, как правитель Халфата произнесет обещание...

– А нам это надо? – не выдержав, перебил его Аквамарин.

– Во-первых, надо, – укоризненно ответил Алмаз. – Нельзя допустить к власти принцессу Эннию, она может причинить чародеям много неприятностей.

– Сука, – с ненавистью выдохнула Сапфир.

Джанни-Аквамарин не понял, какое отношение имела царевна Айджан к принцессе Эннии, но переспрашивать не стал.

– Во-вторых, – с той же мягкой укоризной продолжал Алмаз, – мы не горстка одиночек. Мы – Ожерелье. Мы радуемся свершением друзей и огорчаемся их неудачам. Двуцвет хочет показать результат своего хитроумия, своей предусмотрительности. Мы станем свидетелями его торжества. Жаль, что с нами сейчас нет Рубина. Но я уверен, что у себя в Порт-о-Ранго он тоже глядит в волшебное зеркало.

Сапфир презрительно хмыкнула.

Аквамарин опустил глаза, чтобы скрыть насмешку. Он ни в полушку не ценил дружбу чародеев.

Илв Изумруд прощебетал (и в щебете слышны были ворчливые нотки):

– Если мы друзья, почему мне до сих пор не помогли найти полосатого урода?

– Ищем, – коротко ответил Алмаз.

– Какого полосатого урода? – заинтересовалась Сапфир.

– Илвы высоко ценят чистую наследственность, – объяснил Алмаз. – У каждого шерсть должна быть однотонной. Тех, у кого полосы и пятна, убивают, чтобы они не передали свой порок детям. Если я правильно понял, из леса Форенуар бежал, спасая жизнь, полосатый илв. За ним был пущен убийца – некая магическая сущность, суть которой ведома лишь шаманам. Изумруд хотел бы заполучить полосатого беглеца, приманить на него «тень-убийцу» и выяснить что это за сущность такая.

– Я дал ниточку, которая ведет к полосатому! – продолжал обижаться Изумруд. – Змеи нашептали мне, что о нем знает какой-то Бенц!

– Бенц? – вскинула курчавую голову Агат. – Тлолкалойо называл мне имя! Мой бог пророчил, что на всех тропах, по которым будет идти Ожерелье, путь нам преградит Бенц!

Сапфир прекратила играть концом косы и явно хотела задать еще вопрос. Но тут зеркало неярко вспыхнуло – и на нем появилось лицо Двуцвета.

Все прекратили разговор и с уважительным интересом принялись следить за тем, как в серебряной раме менялось изображение. Только что оттуда весело подмигнул Двуцвет – и вот уже мелькают нарядные халфатийцы, ухоженные цветочные клумбы, сверкающий прозрачный водоем и деревянный помост возле него.