Анатолий Махавкин - За дверью

Этот святоша, отец Дубосклон, плотный человечек небольшого роста, обычно ходил в окружении оборванных психопатов, заглядывающих ему в рот, в надежде отыскать истину между редких чёрных зубов.

Вот и сейчас, когда мы проходили мимо покосившегося деревянного домика, с облезлым орлом на верхушке гнилой маковки, Дубосклон стоял у дряхлых ворот и угрюмо следил за нашей группой из-под широкополой плоской шляпы. Ходили слухи, дескать попик когда-то принадлежал к ордену Ловчих — охотников за ересью, до сих пор поддерживая связь с настоятелем. Посему нетрудно было предположить, определённые навыки у человечка сохранились и его регулярные появления около нас — результат слежки опытных шпионов. Ну и пусть.

Дубосклон схватил обеими руками священную звезду и выставил её перед собой. Прихожане, обступившие своего гуру, дружно скрестили руки — попытка отогнать нечистую силу. Наташа улыбнулась и помахала им рукой, а Галя приставила пальцы к голове, изображая рожки.

— Ну и зачем вы дразните этих несчастных? — глухо поинтересовался Илья, — допрыгаетесь.

— И как поступит отец Дубосклон? — легкомысленно осведомилась Галя и старательно высунула язык, — наложит на меня проклятие? От его болтовни у меня даже аппетит не пропадает.

Священник сделал знак пастве оставаться на месте и решительно потопал к нам, продолжая выставлять звезду перед собой. Я прикрыл лицо руками и отступил назад, словно защищался от слепящего света. Поддерживая мою игру, девочки принялись щуриться и заслоняться ладонями. Галя жалобно закричала:

— Я таю! Таю…

— О святой отец, — я посмотрел на него сквозь скрещенные пальцы, — ты победил! Мы уходим в преисподнюю, к нашему повелителю…Нет, ну какого хрена, падре? Неужели нам нельзя пройти мимо вашего балагана без всех этих приколов?

Дубосклон опустил звезду и тяжело вздохнул. Слаб человек: глаза святоши то и дело обращались к великолепным формам моих спутниц, едва прикрытых одеждой. Боюсь, сейчас основной проблемой священника была борьба с обильным слюноотделением.

— Не понимаю, — проворчал он, потупив взор, — почему мои запросы остаются без ответа? Настолько явных слуг нечистого мне ещё встречать не приходилось. Ваши деяния…

— Да брось ты, — перебил я его, — наши деяния в подмётки не годятся обычным развлечениям знати. Тем не менее ты и твоя лживая церковь преспокойно закрываете на это глаза, хоть готовы наложить сложнейшую епитимью на бедняка, укравшего краюху хлеба.

— Вы — не бедняки, ворующие пищу! Ваши злодеяния отягощены многочисленными смертями моих верных прихожан. Думаю…

— Думай, — меня разбирал смех и желание выбить дурь из тупого болвана, — думай, насколько человеческая жизнь дешевле того же куска хлеба, а ещё точнее, она вообще не стоит ни гроша.

— Жизнь человека — священна! — провозгласил Дубосклон и подняв взгляд на Галю, тяжело сглотнул.

В этот раз смеялись все, даже Паша. Уж он то отлично знал эту цену, каждую ночь сбрасывая тела в канал. Смех у него был, правда, несколько нервный.

Я наклонился к попятившемуся попу и прошептал ему в ухо:

— Падре, не говорите никому. Это — такая смешная шутка, что я собираюсь сам использовать её.

Видимо, почуяв неладное, паства начала мало-помалу приближаться к нам. Уроды, проклятые уроды! Кожа в оспинах, бельма на глазах, струпья, от незаживающих ран, язвы, отсутствующие куски тела…Люди в Лисичанске и без того не блещут красотой, из-за чего, кстати, у Паши нет отбоя от местных «красоток», но это уж вообще за гранью!

— Пошли, — сказал я, поморщившись, — видеть не могу этот паноптикум.

— Чего? — не поняла Галя и я молча ткнул пальцем в цирк уродцев на марше. Галя и Наташа громко расхохотались, а Ольга укоризненно погрозила мне пальцем. Илья сделал большие глаза и покачал головой.

— Господь покарает вас! — Дубосклон почти кричал, — как только мои слова достигнут его ушей. Или кардинал прислушается к моим посланиям.

Вероятно, звания в церковной иерархии местной церкви звучат по-другому, но встроенный переводчик настаивает на старых значениях. Может оно и к лучшему: хоть какая то часть прежней рухляди пригодилась в новой жизни.

Все уже ушли, а я задержался, дослушивая возгласы разошедшегося святоши. Потом двумя пальцами приподнял шляпу священника и сочувствующе посмотрел в слезящиеся глаза.

— Никто вас не будет слушать, — сказал я и запустил шляпой в попятившихся людей, — кардинал, как пить дать, считает вас спятившим дурачком. А бог…Ну, нет его! А так, он конечно бы послушал.

Дубосклон оскалился и присел, воздев очи гору. Хм, он действительно ожидает молнии, которая поразит меня? Это же надо, как всё запущено!

— Удачи вам, падре, в вашем нелёгком и бесполезном труде, — пожелал я и похлопал его по небритой щеке, — когда мы будем в королевском дворце, я обязательно замолвлю за вас словечко. Говорят, Медведко обожает смотреть на дурачков.

Посмеиваясь, я пошёл дальше, неторопливо догоняя нашу группу. Очень занятное место этот Лисичанск. Главное, не погружаться в пучину уныния, как мой рефлексирующий товарищ. Если посмотреть по сторонам, можно увидеть массу интересных вещей.

Вот тощая, словно скелет, женщина в коричневом рваном балахоне, яростно лупит нетрезвого муженька, вернувшегося домой. Судя по её истошным воплям, благоверный оставил в кабаке последние деньки. Громко орут дети, цепляясь за одежду матери, вопит избиваемый пьянчуга и весело подбадривает толпа соседей.

Или вот: четыре пьяных стражника, чью профессию можно определить лишь по наличию оружия, пытаются обыскать какого-то оборванца. Один, время от времени, пинает оборвыша в живот, а второй, схватив за волосы, запрокидывает голову. Насколько я знаю этих парней, простым избиением дело не ограничится. Однако, покрытый кровоподтёками и ссадинами, паренёк бормочет магическое словно: «Ножик» и я решаю вмешаться.

— Ты из банды Ножика? — поинтересовался я, игнорируя дышащих омерзительным перегаром здоровяков, — не припомню.

Заплывающий глаз уставился на меня, точно увидел последний проблеск надежды. М-да, по такой физиономии вообще-то сложно кого-то опознать. Стражник, щеголяющий ржавой кирасой, попытался зафиксировать на мне плывущий взгляд. Его соратник тоже заинтересовался новым персонажем. Ещё бы: прежней жертве осталась пара-тройка ударов до полного упокоения, а тут — свеженький, ни разу не бытый!

— Ты идёшь? — окликнула меня Галя, — помочь?

Я махнул рукой: идите, мол. Чего не хватало: просить помощи в такой ерунде!

— Я — новенький, — прошамкал паренёк разбитыми губами, — на прошлой неделе взяли.