Елена Саринова - Тайна деторождения: практика и теория

— Вальс танцующих мотыльков! Дамы приглашают кавалеров!

Катающиеся вокруг фонтана горожане среагировали с не меньшим энтузиазмом, быстро перестроившись в румяные пестрые пары. Я же со своей скамейки лишь рот открыла. И такое чувство, будто полжизни неизвестно где проспала, пока эта наша пара…

— Агата, смотри! Ник, и-и…

И «каварел Ник» с «дамой Варварой» плавно закружили по льду… И раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… Мотыльки, тысь моя майка… И пусть две трети танца «дама» проторчала на ногах или в руках «каварела», аплодировала я в конце, уже стоя:

— Ну, вы и даете!

— Тебе понравилось?

— Конечно.

— А надо было с нами ходить. Ты бы тоже так лепо научилась, — вздернула нахалка свой маленький нос. — Ну, показывайте теперь мне.

А я лишь теперь рот захлопнула, правда чтоб ей, как надо, ответить, но Ник в этот момент потянул меня за собой:

— Смотри внимательно, Варя!.. Агата?

— Да-а?

— И-и…

— Ой… Погоди, я правый конек подправлю…

— Может и тебя на руки?

— Не здесь и не сейчас, мой любый.

— Угу… Теперь готова?

— Готова.

— И-и, раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…

Поначалу он держал меня очень цепко, страхуя в поворотах и кружениях. Но, потом… потом все как-то само собой и заскользило и вспомнилось. Мы лишь в глаза друг другу неотрывно глядели… Хотя, не сшибли ведь никого? Но это, благодаря только Нику. И даже не заметили, как кончилась музыка и заиграла другая. А, подумаешь?

— Ты о чем сейчас думаешь и почему улыбаешься?

— Я?.. В следующий раз вместо штанов юбку надену. Чтоб выглядеть действительно, «дамой».

— Ты и так, «дама». «Дама моего сердца». Хоть в штанах, хоть…

— … без них?

— Агата! — мужчина, запрокинув голову, рассмеялся.

— А ты о чем сейчас подумал? — праведно дернула я его за руку. — Ник, у нас точно мама моя Варю заберет.

— Да ни за что не отдадим. Мы ведь — семья. И только одного не хватает, — затормозив, сделался он серьезным. — Агата…

— А здорово у вас получается! — бух! Влепилась Варвара в аккурат между нами. — Я тоже так хочу научиться. А еще вот так вот, глядите! — и, оттолкнувшись, развернулась на ходу.

— Варя!

Хлобысь!..

— А-а-а! — конопатая девочка, сидящая на льду напротив нашего, растирающего лоб, дитя, хлебнула воздуха и заголосила с удвоенной силой. — А-а-а! Ма-а-ма!

Родительница не замедлила появиться и я только подумать успела об их с дочкой сходстве, как та, рухнув рядом с ней на колени, огласилась не хуже:

— Это — не ребенок, а проклятье! Да сколько же может продолжаться?! Кристиночка, где болит? — и поддернула той сползшую шапку.

Мы с Ником в четыре глаза и руки «разобрали» Варвару:

— Чем вы столкнулись?

— Чуток лбами. Да, ничего, Агата.

— Ага, вижу. Синяк вылечим. Надо холодное что-нибудь. У меня монеты в куртке… ой, в шубе остались. Ник…

— Вы нас извините, не глядя, маневрировали.

— Да как же ее извинить?! — метнули молнию теперь прямиком в Ника. — Кристиночка, где болит?

— Везде, ма-а-ма, — всерьез разошлась «потерпевшая». — Она меня убить заду-ма-ла, эта…

— Кто?! — неожиданно вскинулась Варя, уже стоя на ногах. — Кто я?!

— Я что-то… не поняла.

— Они — одноклассницы, — хмуро бросил мне Ник. — И у них — хронический конфликт. Варя, нам…

— «Грязная»!

О-ох… Слово это вылетело и, кажется, рикошетом ударило от Варвары в меня. «Грязная». Так называют детей, переправленных из-за стены в этот большой и магический мир. Да и не только детей. Это слово сопровождает их всю оставшуюся…

— Рот свой… закрой.

— Дочь уймите, мамаша. Агата, Варя, пошли.

— Это почему это? — открыла теперь его мама Кристиночки. — А что — не правда? Да этот ребенок — исчадье от таких же родителей и вы с ним еще хлебнете.

— Обе рты свои! — во все горло гаркнула я. — Вот они у вас, действительно, «грязные». И вы понятия не имеете, о чем говорите.

— И чтоб вы знали: я — не ребенок. Моя мама — ангел. А ты, Кристинка — скобан!

— Ах, вот, значит, как?

— Варвара, Агата, мы уходим, — попытался Ник встрять между нами.

— Она искалечила мою дочь, и я вас по судам затаскаю!

— Да неужели? — отдернув мужскую руку, прищурилась я. — Синяк на лбу — это да. На правой коленке — уже давно пожухлый. Царапины, вероятно, от кошки, ниже левого локтя. Следы на заднице, вероятно, от ремня. Вот они — свежие. Рукоприкладство или издержки воспитания? Так что там насчет судов?.. Уф-ф… А вот теперь мы уходим… Варвара? — и обе, с гордо поднятыми носами, заскользили по льду…

Аккордеонист, крякнув нам вслед, разродился «Маршем галопирующих победителей»…

Луна за окном, набравшая силу лишь наполовину, светила сейчас с полной ответственностью, вырисовывая на ковре у кровати узоры от кружевной занавеси. Каким-то странным замысловатым сюжетом из линий, пятен и фигур. Будто две сказки сложили вместе друг с другом. И они даже двигались. В такт ветру из форточки, всего чуть-чуть приоткрытой в тихую ночь. И это сегодня она — тихая. А вот завтра, в Солнцепутье… А я так и не купила Нинон подарок.

— Придется с утра озадачиться уже всерьез, — вздохнула и, оторвав от собственного колена руку, потерла ей нос. Рука пахла ландышем и ванилью. Как и выкупанная недавно Варвара, спящая сейчас в соседней комнате. Надеюсь, что спящая. Очень надеюсь.

— Ты почему не ложишься? — Ник, звучно потянувшись по дороге, упал в кровать с другой ее стороны и, устроившись на спине, отогнул одеяло. — Давай ко мне под бочок.

— Ага, — нырнула я туда, скоро обхватив его рукой. — Тебя ждала. Варя уснула?

— Угу, — дунули мне в макушку теплом. — Сегодня одной сказки хватило… Я в камины подбросил — на ночь хватит. А завтра с утра дворник дрова принесет, так что…

— А ты сам от нас убежишь?

— Ненадолго. Начальство собирает перед праздником. Надеюсь, поздравить. Вернусь, будем все вместе стряпать праздничный пирог. А то, с пустыми руками к твоим родственникам.

— Понятно, — вздохнула я в мужскую грудь. — Ник?

— Да, любимая?

— Что за коробка стоит в гостиной на камине? Ленточкой перевязана.

— Неужели не просветила? — хмыкнул он.

— Времени не было. Так что за…

— Это подарок Нинон от нас троих. По дороге купил.

— Подарок Нинон? — подскочила я на локте. — А что там?

— Кофемолка. У нее же сломалась.

— Когда?

— Ну, помнишь, мы в среду там были, и ты еще сказала, что у кофе привкус странный: перец и тмин?

— Ну-у?

— А тетушка твоя ответила, что грохнула банку с полки прямо на чашку кофемолки и та разбилась. И кофе Нинон теперь мелет в мельнице для пряностей.