Дэйв Дункан - Мать Лжи

Ознакомительный фрагмент

— Вы даже представить себе не можете, насколько утешили меня ваши слова. Моя репутация была бы уничтожена. Но благородный лорд с вами не встретится, даже если вы побреетесь.

— Почему? Мать попала в немилость?

Дицерно покачал головой.

— Дело в его здоровье. За ним постоянно ухаживают сестры и братья Милосердия. Леди Оливия стала его регентом — неофициально.

Это все осложняло.

— Печальные вести! Разумеется, я слышал, что у него слабое здоровье, но не знал, что до такой степени.

Еще он не знал, как страшно проголодался. Кавотти жадно оторвал зубами кусок холодного мяса и принялся жевать.

— Мало кому в городе известно истинное положение вещей, милорд, — извиняющимся тоном проговорил старик. — Возможно, оно неизвестно даже лорду крови Стралгу.

Обманывать врагов — одно дело, а утаивать что-то от друзей — совсем другое. Впрочем, непонятно, поддерживает ли Селебра Кавотти и его освободительную армию. Необходимо все разузнать — ради этого он и пришел.

— Как часто дожа посещают целители?

Дицерно нахмурился, поскольку всю жизнь ненавидел сплетни.

— Весной ему стало намного хуже. Благодаря священной Синаре он несколько раз появлялся на людях, но ходят слухи, что за это целитель поплатился жизнью. С тех пор во дворец не вошел ни один синарист, хотя мне известно, что так решил сам дож. Если вы хотите что-то обсудить с вашей благородной матушкой, я сообщу ей о вашем приезде. Разумеется, я помогу вам встретиться и с леди Оливией.

— У вас есть ученики во дворце?

— Да, мне оказана такая честь.

Даже сейчас он не собирался говорить Кавотти больше, чем считал необходимым.

— Например, мальчик Чайз.

Старик кивнул.

— Ему сейчас… четырнадцать?

И снова наставник кивнул, но без улыбки и принятой в подобных случаях похвалы, что не делало ученику большой чести.

— Кто унаследует трон дожа, когда его потребует к себе Древнейшая?

— Вам прекрасно известно, что решение принимает Совет Старейшин, милорд, — холодно ответил Дицерно. — Возможно, вам следует обсудить эту тему с вашей благородной матушкой.

Вряд ли этот вопрос понравится леди Оливии.

— Мой ошейник… — Кавотти потянулся к груде одежды, которую Дицерно вынул из чудесной корзинки, и достал коричневый плащ с капюшоном, какие носят налисты. В корзине оказалась и туника, но она была велика. — Как вы смогли раздобыть все это за такое короткое время? Вы ведь не ожидали моего прихода и думали, что на встречу явится кто-то другой. Наставник, разве не вы учили меня, что чрезмерная скромность — разновидность высокомерия?

В темных глазах, прятавшихся среди морщин, загорелись веселые искорки.

— А еще я учил вас словам поэта Гиево: «Тот, кто слишком сильно надеется, пусть привыкает к разочарованиям». На сей раз я не разочарован.

— Наставник, священный Демерн объявил: «Тот, кто лжет, заявляя, что принадлежит к чужой гильдии, совершает преступление. Изображать последователя культа — святотатство, и карается продажей в рабство», — произнес Кавотти монотонным голосом ученика, вызубрившего урок. Он искренне удивился, когда на губах Дицерно заиграла улыбка.

— Однако этот закон не относится к исполнению высшего долга, в частности четвертого. Разве ты не понимаешь, что, если во дворце увидят ошейник, твою жизнь заберет Древнейшая?

— Да, и еще я считаю, что мой визит во дворец продиктован клятвой служить дожу, хотя, возможно, у него на сей счет будет иное мнение. Я исполняю и второй высший долг. Видите, как хорошо вы меня выучили?

— А что скажешь о первом долге?

Кавотти громко рассмеялся.

— Ну и хитрец же вы! — Он снова заговорил монотонным голосом примерного ученика: — Наставник, закон гласит: «Первый долг любого смертного — чтить богов и повиноваться им». — Под пиратской бородой его губы растянулись в улыбке. — Глава первая, пункт первый. Но если смертный является генотеистом, он должен отдавать предпочтение постулатам того бога, которого избрал. Ведь так говорится в первой главе?

— Пункт пятый. — Дицерно вновь улыбнулся, радуясь возвращению в далекий от жизни мир науки. — Толковать священные таинства — не мое дело, однако принято считать, что бог войны дает своим Героям единственный приказ — одержать победу любой ценой и любыми средствами.

— Поэтому только дурак доверится веристу, — подтвердил Мятежник. — Если с вашей стороны я замечу хоть намек на предательство, то сверну вам шею.

— Охотно верю, поскольку давно пал жертвой любви к тебе.

Как опрометчиво с его стороны! Положение с каждым днем становилось все труднее, и деятельность Кавотти грозила старику смертью. Ученик взглянул на одинокую лампу, стоящую на столе в углу.

— Чем вы занимались, когда я пришел?

Он подошел к столу, продолжая жевать и до сих пор не соизволив одеться, хотя и знал: его мужицкое поведение наверняка причиняет наставнику не меньшую боль, чем если бы на него надели тунику из крапивы. Он успел забыть, как дразнил старого педанта. Судя по всему, Дицерно по-прежнему получал удовольствие от его проделок.

На деревянном столе был выложен разветвляющийся рисунок из пятиугольников.

— Ну конечно, тегаль! Да еще из пяти цветов! Что за задача?

— Ты играешь? — оживился Дицерно.

— Время от времени, но больше трех цветов не осилю. Веристов отбирают не по умственным способностям, наставник. Тегаль — игра для демернистов. Ну, так какова задача?

Когда Кавотти учился у Дицерно, тот был лучшим игроком в Селебре. Он радостно потер руки и принялся объяснять:

— Это очень старая головоломка, милорд, много лет назад ее показал мне отец нынешнего дожа. Я тогда был еще совсем мальчишкой. Задача состоит в том, чтобы завершить игру в два хода, обойдя защиту. Как видите, логично будет превратить голубой в зеленый, но тогда противник вот здесь сыграет белым, и вы потерпите поражение. Вероятно, я забыл правильное расположение фишек. Одержать победу при таких условиях невозможно.

Кавотти кивнул.

— Игра поможет мне скоротать время и не умереть от волнения, пока вас не будет — после того, как я сбрею бороду, оденусь налистом, найду запасной выход из этого дома и вообще вспомню все, чему вы меня учили. Даже вытру грязь, которую принес в дом.

— Этому я вас не учил, милорд!

Дицерно потрясла сама мысль о том, что аристократ займется подобными вещами. Он даже вообразить не мог, каким систематическим унижениям подвергались веристы во время обучения.

— Да бросьте! Разве не помните, как мы с Пиллоно вылезли в окно и сбежали на ярмарку?