Джонатан Страуд - Победители чудовищ

Но в конце концов Бродир неизменно возвращался к прославленнейшему из всех Двенадцати Домов — Дому Свейна, к его вождям, вершителям и законоговорителям, к их раздорам и любовным историям и к тому, кто в каком кургане похоронен. И больше всего он рассказывал о самом Свейне, о его бесчисленных удивительных приключениях, о том, что он творил на горных пустошах, когда туда еще разрешалось ходить, и о великой Битве на Скале, когда он вместе с младшими героями сражался против троввов и изгнал их из долины в горы.

— Видишь вон там его курган? — говорил Бродир, указывая кружкой. — Ну, теперь-то он больше похож на обычный холм, травой весь зарос. Всех героев похоронили так же, как его, на склоне над их Домами. Знаешь, как его разместили внутри?

— Нет, дядя.

— Его усадили на каменное сиденье, лицом к пустошам, и вложили ему в руку меч острием вверх. А знаешь зачем?

— Чтобы внушить страх троввам!

— Да, и чтобы они никогда не забывали об этом страхе. И ведь это подействовало!

— А что, такие курганы стоят вокруг всей долины? Не только тут, у нас?

— От Устья и до Высоких Камней, по обе стороны. Мы все идем по стопам героев и укрепляем границу, как послушные детки. Вокруг долины этих каменных груд не меньше, чем листьев на дереве летом, и каждая груда скрывает под собой какого-нибудь забытого сына или дочь одного из Домов.

— Когда-нибудь я буду как Свейн! — твердо сказал Халли. — Я тоже совершу великие деяния, которые запомнятся надолго. Хотя мне не очень-то хочется кончить свой век на горе.

Бродир привалился спиной к стене.

— Вырастешь — увидишь, что в наше время совершить великие деяния не так-то просто. Где ныне мечи? Одни зарыты под курганами, другие ржавеют на стенах! Нам, никому из нас, больше не дано быть такими, как Свейн…

Он отхлебнул пива.

— Разве только умереть раньше срока. Мы, Свейнссоны, все умираем молодыми. Но это ты наверняка знаешь от матери.

— Нет, она мне ничего такого не говорила…

— Ну надо же! А ведь она так хорошо знает историю! Так она не рассказывала тебе про моего старшего брата, Лейва? Ты не знаешь, что с ним стало?

— Нет.

— А-а…

Он задумчиво заглянул в свою кружку.

— Ну, дядя!..

— Волки его заели в верхней долине, когда ему было шестнадцать. — Бродир потянул себя за нос и фыркнул. — Для волков это была суровая зима, ну а с Лейвом она обошлась еще суровее. На него напали на землях Гестссонов, но стая спустилась с троввских пустошей, и наша семья не сумела доказать, что это вышло по их небрежности… Вот так-то. Потом, опять же, Бьерн из предыдущего поколения…

— Тоже волки?

— Медведь. Задрал его одним ударом, когда он собирал морошку у валуна Скафти. Но ему-то еще повезло больше, чем его отцу, Флоси, твоему прадеду. Вот уж кого постигла печальная участь!

— Какая, дядя? Ну какая?

— Его покусали пчелы. Он опух до неузнаваемости, и все… По правде говоря, не такая смерть, чтобы об этом слагать баллады. Ну-ну, малыш, не вешай носа! Можешь не сомневаться, это хотя бы были необычные смерти.

— Очень приятно слышать!

— Ну да, большинство-то из нас помирают вот через это дело. — Он поднял кружку и выразительно постучал по ней. — Слишком много мы пьем. Судьба у нас такая.

Халли болтал ногами, сидя на скамейке.

— Нет уж, дядя, со мной такого не случится!

— Вот и твой дед, Торир, говорил о том же. А умер именно так — и притом на свадьбе твоих родителей!

— От пьянки?

— Ну, вроде того. Пошел искать нужник и свалился в колодец. Грустная история. Пойду-ка нацежу себе еще кружечку, чтобы поднять настроение. А тебе, мой мальчик, пора баиньки!

В раннем детстве время перед сном было для Халли самым уютным и сокровенным часом, когда он мог спокойно обдумать события дня и все, что узнал за сегодня. Мальчик лежал, накрывшись шерстяным одеялом, и смотрел в окошко в ногах кровати. В окошко видны были холодные звезды над темными глыбами гор. Из чертога доносился гул голосов: там его родители вершили вечерний суд. Когда Катла приходила, чтобы задуть свечу, Халли приставал к ней с расспросами обо всем на свете.

— Катла, расскажи мне про троввов!

В комнатке было темно, только на полке мерцала свечка. Морщины на лице няньки выглядели как борозды на зимнем поле; казалось, будто вся она вырезана из темного дерева. Ее слова долетали до него сквозь наползающий сон:

— А-а, троввы… Лица у них черные, как грязь под валунами… Пахнет от них могилой, они прячутся от солнца… Сидят они под горой и ждут, покуда какая-нибудь неосторожная душа не забредет слишком высоко на склоны. А потом ка-а-ак набросятся! Знай, Халли: стоит сделать хоть шаг за курганы, и они тут же пробудятся и с воплями утащат тебя под землю… Что, глазки слипаются? Ну, дай задую свечку… Что тебе еще, маленький?

— Катла, а ты сама когда-нибудь тровва видела?

— Нет, слава Свейну!

— У-у… Ну а хоть что-нибудь страшное ты видела?

— Никогда в жизни! Конечно, это настоящее чудо и благословение свыше, что я дожила до своих лет, не ведая всяких ужасов. Но знай, что своей безопасностью я обязана не одной только удаче. Нет, я всегда носила при себе могучие обереги, чтобы отвести всякую беду. Каждую весну я осыпаю цветами курганы своих родителей. И еще оставляю приношения возле плакучих ив, чтобы задобрить фейри. Кроме этого, я остерегаюсь яблонь в полдень, не смотрю на тени курганов и никогда-никогда не облегчаюсь рядом с ручьем или ягодным кустом, чтобы не рассердить обитающего там эльфа. Так что сам видишь: своим везением я обязана не только удаче, но еще и благоразумию и предусмотрительности. И если хочешь прожить много-много лет, ты будешь поступать так же. Все, милый Халли, больше ни слова! Я гашу свечку.

Не следует думать, будто Халли был робким и застенчивым ребенком. Напротив, он с самого начала держался необычайно самоуверенно и властно. Просто он знал, когда стоит промолчать. День за днем, год за годом он тихо внимал легендам Свейнова Дома. И каждую ночь нити этих историй вплетались в ткань его жизни и снов так же надежно, как если бы его мать ткала ее на своем ткацком стане.

Глава 2

Достоинства Свейна были очевидны с самого начала. Еще ребенком он был сильнее любого из мужчин и мог голыми руками свернуть шею молодому быку. Кроме того, он был горд и вспыльчив, и, когда его нрав брал над ним верх, с мальчиком трудно было сладить. Как-то раз он перебросил дерзкого слугу через стог сена. С тех пор, когда его, бывало, охватывал гнев, он уходил охотиться на троввов. Когда он был не старше тебя, он однажды вернулся домой с когтем тровва, застрявшим у него в бедре после сражения в полях. Тровв уволок его так глубоко, что у Свейна подмышки забились землей, однако же он успел ухватиться за древесный корень и держался всю ночь напролет, пока солнце не встало над Отрогом. Тогда сила тровва иссякла, и Свейн сумел вырваться на свободу. Он нашел коготь у себя в ноге, когда вернулся домой.