Елена Асеева - Путь Святозара

— Так, что я и есть потомок Богомудра? — спросил Керк.

— Кхе, кхе… Смышлен, ничего не скажешь. Ты и есть потомок Богомудра. От этого и печать на руке у тебя стоит. Хотя твоя мать и пыталась отнять у тебя первородство, — услышав такое, глаза Керка округлились. — А…, - продолжил, как ни в чем не бывало старичок. — Ты не знаешь…, тебе наверно еще не рассказали, а может и совсем, не расскажут…. Не расскажут, что когда ты родился, мать твоя решила передать первородство твоему брату и еще до того, как вас увидел отец, переложила его, второго сына, в твою люльку, сделав тебя вторым сыном, а его первым. Все первенцы, которые рождались в вашем роду на протяжении веков, были похожи на Богомудра, и прадед твой, и дед, и отец твой. Когда твой отец увидел брата твоего, выданного за первенца, не поверил, что тот появился первым, но мать твоя настаивала, и бабки-повитухи тоже кивали головой. А на девятый день, как положено по обычаю, отец твой наложил печать Эриху на указательный палец, в этот момент на него должен был сойти столп света, но он не сошел, отец твой был ошарашен, он, было, подумал, что сын его лишился дара Богомудра. Но потом подошел к тебе и наложил печать на твою руку, и тогда на тебя сошел столп света. Твой отец был очень рассержен, но мать твоя сказала, что она не виновна, что это бабки-повитухи напутали. Но что толку, ведь у твоего отца теперь стало вроде бы как два наследника. Эхе, хе.

— И что теперь? Разве это так важно, что у престола два наследника? — осведомился Керк.

— Что, ты! Конечно, это важно, ведь очень плохо, что вас двое, — недовольно поморщив свое волосатое личико, сказал старичок, — Теперь вы как бы оба имеете право на престол, имея знак первенца на руке. Но у Эриха нет магических способностей, а у тебя есть.

— Но если Эрих более достоин сидеть на престоле, так тому и быть, — спокойно заметил Керк, и пожал плечами. — Тем более я столько времени отсутствовал и вряд ли смогу быть правителем — подобным отцу.

— Смотрю я на тебя, — сказал доброжил. — И понимаю, какое зло совершила твоя мать, переменив вас.

— Погоди, ты же сказал, что виноваты бабки-повитухи, а мать непричем, — переспросил Керк.

— В том-то и дело, что причем. Она свалила вину на повитух, а виновата была сама. Отец твой очень любит ее, вот ей и верит…. Но, я, то знаю, кто виноват. Когда все это произошло, я видел, как она заплатила повитухам золотом за обман. И отцу твоему я об этом сказал…. Но он, ослеп-ленный любовью, ничего не слышал и обидел меня. С тех пор я к нему не прихожу, за домом слежу плохо и матери твоей волосы ночами путаю…. Но на тебя я захотел посмотреть…, брат твой Эрих — плохой, злой и думает только о власти. А ты, я гляжу, уважительный, — доброжил немного помолчал и добавил. — Да ты самый настоящий потомок Богомудра. Ага, — вновь поморщив личико, и как бы прислушиваясь, заметил старичок, — Я слышу, к тебе кто-то идет… а, да это слуга твой — Борщ, кстати, хороший паренек. Ну, ладно, я ухожу, до скорого, — и в мгновенье ока, доброжил исчез с ложа.

— Спасибо, — только и успел промолвить Керк.

Он прилег на ложе и попытался обдумать все, что услышал от доброжила. Но в это время в дверь постучали. Керк решил было притвориться, что спит. Но после непродолжительного стука, открылась дверь, и слуга Борщ вошел в опочивальню. Он некоторое время потоптался у двери и неуверенно стал будить Керка:

— Ваша милость, проснитесь. Ваш отец хочет с вами поговорить.

Делать нечего, пришлось Керку сделать вид, будто он только, что проснулся. Он открыл глаза, лениво потянулся и спросил:

— Ты что-то сказал?

Слугу явно обрадовало такое быстрое пробуждение, и он затараторил:

— Ах, ваша милость, как хорошо, что вы проснулись, а то ваш отец, любимый наш правитель, уже раз пять о вас спрашивали: " Ну что же, Борщ, поднялся сын мой или нет," — переходя с тенора на бас, продолжил слуга. — "Почивает, ваша светлость. "- отвечаю я. " Ну пусть, пусть отдохнет, но как только проснется, приведи его ко мне". Уж вы простите, ваша милость, но его светлость очень хочет вас видеть. Поэтому только я и посмел вас разбудить, а так, конечно, спите, отды-хайте.

Керк поднялся с ложа и теперь умывался в тазу, Борщ услужливо поливал на голову и шею из ковша и, не переставая, говорил:

— Его светлость уже с утра на ногах, он всегда рано встает и рано поднимает ваших братьев — его милость Эриха и Тура…. Вас же уже познакомили с ними. Его милость Тур очень смелый и храб-рый мальчик, такой уважительный, никогда от него грубого слова не услышишь, ни то, что его милость Эрих, — сказал Борщ, поперхнулся и примолк, глядя на Керка.

Керк отнял от лица полотенце и взглянул в испуганное лицо слуги, и в этот момент он вспом-нил слова доброжила: "Хороший паренек". Борщ, надо прямо сказать, имел доброе и честное лицо. Чуть пониже, чем Керк, ростом, но такого, же крепкого телосложения, со светлыми, как ковыль волосами и серыми глазами. Лишь посмотрев в его лицо, Керк сразу понял, что Борщ говорит всегда все, что думает и ему за это часто влетает. Вот и теперь так случилось, и, не зная, как поведет себя Керк, он даже немного склонил голову. Но Керк, воспитанный среди простых людей, всегда уважал честность и прямоту:

— Значит, мой брат Эрих груб и неуважителен? — как ни в чем не бывало, осведомился Керк.

— Ну, не то, чтобы груб… — промямлил слуга.

— Да ладно, Борщ. Я такой же, как ты, простой человек и вырос на берегу моря. А о людях сужу по их человеческим качествам, — без ложной скромности заметил Керк.

— Зачем вы так о себе говорите, ваша милость! Какой же вы простой человек? — Борщ посмотрел с восхищением на Керка и подал ему голубую рубаху, — Я думаю, что вы наш будущий правитель. И хотя вы выросли на берегу моря, все равно по крови и благородству, сразу в вас видно вашего отца — нашего правителя.

Керк надел рубаху, а когда Борщ подал ему голубой терлик, длиннополый кафтан, с перехва-том и короткими рукавами, то недовольно оглядел его, подумав о том, что может не стоит его, и вообще одевать, однако бросив взгляд на восхищенное лицо слуги, решил смириться со своей участью и натянул терлик на себя. Борщ попытался застегнуть терлик, но Керк с достоинством отклонил его помощь, сказав:

— Не переживай, Борщ, я сам привык одеваться.

— Да, я это вижу, — ответил слуга.

Керк уже был одет и собрался идти, но Борщ принес и подал на подносе еду, поставив ее на стол, и хотя Керку не терпелось поговорить с отцом, он все же задержался, чтобы поесть. Еда была легкая и вкусная: вареные яйца, белый хлеб, который Керк ел дома только по праздникам, масло, сыр из творога со сметаной и, конечно, кувшин молока. Керк сам налил в чашу молока, взял кусок хлеба с сыром и по-быстрому запихал в рот.