Сергей Болотников - Город призраков

Окна домов тоже зажигались одно за другим — желтым светом электрических ламп и белым мерцающим ламп газоразрядных. Толстые шторы закрывали эти окна от мира, и свет, проходя через них, преобразовывался в десятки разных оттенков — зеленый, синий и багрово-красный. А иногда из-за них на тротуар падали сотни маленьких игривых радуг — от люстр с хрустальными лепестками. Одно из окон неритмично мерцало синеватым неопределенным цветом — там смотрели телевизор, и диалоги громко доносились через открытую форточку.

Где-то далеко разговаривали люди, спорили, кричали. Может быть — все та же нерассасывающаяся очередь у колонок. Лаяли собаки, и на пределе слышимости стучали колеса пригородной электрички.

— Так куда мы теперь? — спросил Мельников, шагая вслед за Хоноровым вдоль Покаянной улицы. Дорога здесь была на редкость ухабиста и зачастую радовала водителей узкими провалами почти полуметровой глубины, которые, наполнившись водой во время дождя, коварно притворялись неглубокими лужицами.

— Как я уже говорил, нас — не один и не два. Нас много. Часть я в меру сил смог объединить, и мы образовали нечто вроде группы, потому что заметили — когда мы рядом, монстры на время оставляют нас в покое. Ведь много людей — это сила, Васек. И не только физического плана, — Хоноров покосился на поотставшего Василия и быстро заметил: — Да не боись ты так! Мы сейчас пойдем на квартиру, где собираются пострадавшие. Никакое ходячее зеркало до тебя уже не доберется. И потом, я... — И в этот момент над головами идущих с резким щелчком включился фонарь. Помигал нежно-розовой точкой, а потом стал разгораться, крепчать, наливаться естественным голубоватым светом.

Фонари зажглись по всей улице — тоже разноцветные, розовые, оранжевые и синие, мигом придав обшарпанной Покаянной какой-то праздничный и веселый вид. Это было красиво, уходящая вдаль улица, расцвеченная цепочкой разгорающихся фонарей, — а над ней светлое закатное небо.

Однако на освещенном синим мерцающим светом лице Хонорова была только нервозность и озабоченность. Он вздрогнул, когда включился фонарь, а теперь оглянулся назад в образовавшуюся густую тень между домами.

«А ведь он боится, — подумал вдруг Мельников. — Тоже боится!»

— Говоришь, город полон чудовищ? — спросил он вслух.

— Да, — откликнулся его спутник слегка отстранение, — прибавим шагу. Сейчас ночь, а они очень любят темноту.

— Кто — они? — спросил Василий.

Но Хоноров только нервно качнул головой.

— Смотри на небо! — приказал он резко. Василий поднял голову и вгляделся в закатное небо. Ничего.

— Не туда, правее, вон над крышей того дома. Ты видишь его?

Приглядевшись внимательнее к указанному строению, Мельников различил на крыше какое-то шевеление. Он, не отрываясь, смотрел, как что-то черное ползет по крытому шифером скату, а потом вдруг соскальзывает вниз и вместо того, чтобы упасть, распахивает широченные слабо обрисованные крылья и взмывает в небо стремительным силуэтом.

— Кто это? — спросил Мельников.

— Откуда я знаю, — пожал плечами его спутник. — Чей-то страх. Чей-то вечный спутник.

Они быстрым шагом шли дальше и на перекрестке свернули с Покаянной на Ратную улицу, еще более запущенную и обшарпанную.

— Они везде, их все больше и больше. Вон смотри, кто там роется в мусорном баке? Бомж? Бродяга?

— Нет, — тихо сказал Мельников, — их больше не осталось в городе.

— А ну, пшла! — рявкнул Хоноров на смутно виднеющуюся в темноте тень.

Та проворно выскочила на свет, на миг замерла — крупная серая собака. Она смерила двоих потревоживших ее зеленоватыми дикими глазами, а потом заскользила легко прочь.

— Зверь, принявший обличье пса! — провозгласил Хоноров и двинулся дальше. Василий последовал за ним с некоторым сомнением, ему все меньше начинала нравиться эта темная улица, эти шевеления в густой тени зданий.

— Послушай... — сказал было он, но тут Хоноров остановился. Замер, как изваяние. Потом обернулся к Мельникову — глаза его растерянно бегали, голова смешно наклонена.

— Ты что-нибудь слышишь?

Ваську стало смешно, смешно до истерики. Этот спаситель рода человеческого стоит и прислушивается ко тьме, как малый ребенок, который впервые отважился гулять во дворе до темноты.

— Я много чего слышу, — сказал Василий, — я слышу, как лают собаки и шумит вода у плотины. Еще музыка где-то... далеко.

— Нет, — напряженно сказал Хоноров, — такие характерные звуки. Хлюпающие...

Мельников честно послушал, но ничего не уловил.

— Пойдем, пойдем! — торопил Хоноров. — Если успеем дойти до квартиры — считай, спасены.

Они ускорили шаг. Фонари здесь не просто не горели, а были разбиты и зачастую осколки ламп валялись прямо под ними.

Впереди на асфальте что-то чернело. Вблизи обнаружилось, что это давешняя собака. Вернее — труп давешней собаки. Псина лежала свободно вытянувшись, на боку, словно прилегла сладко подремать на самой середине дороги. Но пустые глазницы рассеивали иллюзию сна — животное было мертво.

Как только Хоноров увидел эти кровавые неглубокие ямки, он остановился и обхватил голову руками.

— Эта тварь меня выследила. Она здесь! Она где-то рядом!! — Он обернулся к Василию, и теперь на лице его озабоченность уступила место откровенному страху.

Оглянулся и Мельников — абсолютно пустая улица уходила во тьму. Только сейчас он заметил, что кроме них, на ней нет ни одного человека.

— Что делать, Мельников?! — закричал Хоноров. — Что нам теперь делать?!

От собственного крика он вздрогнул, прошептал:

— Я его слышу, ясно слышу, как он идет. Василий отступил к одному из фонарных столбов и прижался спиной к шершавому бетону. В душе он уже проклинал свою неожиданную надежду, из-за которой он доверился этому странному типу и дал себя завести в трущобы.

— Куда ты идешь?! — в панике крикнул Хоноров. — Он любит глаза, знаешь?! Он их обожает!

Мельников прерывисто вздохнул, борясь с желанием побежать. Евлампий Хоноров быстро отступал с середины улицы на тротуар, собираясь, видимо, уйти через один из проходных дворов.

Не успел — из чернильной тьмы возле полуразрушенной хрущобы выметнулось гибкое фосфоресцирующее щупальце. Полупрозрачное, обросшее каким-то шевелящимся и судорожно дергающимся мхом. Было что-то неуловимо омерзительное в этой конечности, и Мельникову оно напомнило змею, гибко скользящую среди трав.

Вырост этот знал свое дело хорошо, потому что стремительно и резко вцепился Хонорову в глаза, и Василий четко услышал, как треснули очки его нелепого проводника. На асфальт посыпались осколки стекол.

Хоноров закричал — тонким криком попавшейся дичи. Он попытался руками оторвать щупальце от лица, но тут же отдернул их, словно обжегшись. Василий стоял у фонаря, не в силах бежать, не в силах оставаться.