Маргит Сандему - Весеннее жертвоприношение

Хейке, не обращая на других внимания, обратился к пастору.

— Собственно, мы к вам, господин пастор. Мы пытались встретиться с вами вчера, но люди судьи следили за нами и напали на нас.. Тогда и произошел несчастный случай с третьим охранником. Сейчас мы, к сожалению, видели гибель остальных двоих. Один разбился на склоне горы, выходящей к морю, а другой видимо мертвый лежит в башне. Может вы, господин ленсман, вместе с теми, кто еще остался на службе у Снивеля, позаботитесь о них?

Он взглянул на управляющего и Ларсена. Никто из них особого желания не проявил. Они только, словно заколдованные, смотрели на его израненное лицо.

Хейке продолжал:

— Но, господин пастор, мы хотели бы, чтобы вы огласили о том, что Винга Тарк и я хотим создать семью и получить обратно Гростенсхольм, который по закону принадлежит мне, а не судье. Ибо он не заплатил за него ни шиллинга.

— Что такое? — вскочив, воскликнул Снивель.

— Мы уже говорили достаточно об этом, — устало сказал Хейке. — Предъявите, будьте любезны, свидетельство того, что вы являетесь владельцем Гростенсхольма!

— Конечно, у меня есть такое свидетельство, но я и не подумаю снизойти до того…

Ленсман наконец нашел решение своей собственной дилеммы.

— Но, господин судья, это же просто, — сказал он с наивной доверчивостью. — Вы только покажете свидетельство, письмо фру Ингрид, не так ли? И со всей этой досадной историей будет покончено раз и навсегда.

Снивель злобно посмотрел на него.

— Итак, ленсман, вы не верите слову одного из самых высокопоставленных судей страны? Берегитесь, это может стоить вам дорого!

— Я, само собой разумеется, не-е сом-неваюсь в-Ваших словах, господин судья, — промямлил перепуганный ленсман. — Но, чтобы в будущем Вас оставили в покое…

— Чепуха! — прорычал его начальник.

— Едва ли он сможет предъявить письмо, — мягко сказал Хейке. — И главным образом еще потому, что у Винги с собой собственное письмо Ингрид. Так что у Вас есть возможность доказать, что Ваше свидетельство настоящее.

Снивель рыкнул:

— Арестуйте этого урода за убийство! Он только пытается отрицать факты.

Ленсман снова стал облизывать губы. Пастор измученно сел на стул, закрыв глаза руками, управляющий с супругой шептали: «Господи Иисусе, освободи этот грешный дом!», а Ларсен стоял, словно приготовясь к прыжку, то и дело поглядывая вверх на лестницу.

— Покажите письмо, — также мягко сказал Хейке.

— Убийце? Никогда в жизни! — ответил Снивель.

— Кто здесь убийца, надо еще подумать, — произнесла Винга, гордо подняв голову. — Перечень Ваших грехов под прикрытием закона огромен, господин Снивель.

— Заткнись, девка! — рыкнул судья, лицо которого побагровело. — Убирайтесь отсюда!

— Покажите письмо, — спокойно повторил Хейке.

— Идите к черту! — закричал Снивель так, что пастор охнул. — Ленсман, арестуйте его, или я Вас уволю!

— Следовательно никакого письма нет, — констатировал Хейке. — Или вы не осмеливаетесь показать фальшивку. Господин Снивель, в этом случае вы, может быть, освободите дом? Я принес с собой документ, который подготовил адвокат Менгер несколько месяцев тому назад. В нем сказано, что вы признаете, что овладели Гростенсхольмом противозаконно и, что вы обязуетесь покинуть поместье в течение двух дней.

— Какая наглость… — прошипел Снивель. — И вы думаете, что я пойду на это? Я больше не хочу ничего слышать…

— Дом не обретет покоя до тех пор, пока Вы не откажетесь от того, что украли.

— Я не желаю…

Он замолчал. Глаза его полезли из орбит, и на виске забилась вена. Он осторожно через плечо взглянул назад.

Остальные проследили за его взглядом, но никто ничего не увидел.

Снивель также не заметил ничего необычного.

Однако он почувствовал, что кто-то стоит сзади него и не дает ему уйти из зала, что он намерен был сделать. Нечто, что пахло ужасно неприятно, словно гниющая земля. Чей-то голос шепнул ему в ухо и это услышали все:

— Подписывай, судья Снивель! Поставь свою подпись, ты знаешь, что никогда не получал письма от Ингрид из рода Людей Льда! Гростенсхольм принадлежит Людям Льда и никому больше. Подпиши и здесь воцарится покой!

Снивель тяжело дышал.

— Это галлюцинация! Ее породил этот убийца! Он колдун, схватите его, ленсман!

Представитель закона посмотрел на Хейке, но он стоял так же как и все, ничего не понимая. Остальные были словно парализованы, все были так ошеломлены, что перестали молиться.

— Если ты, судья, засадишь в тюрьму наследника Людей Льда, тебе это не поможет, — прошептал жуткий голос. — Ты меня не узнаешь? Ты приговорил меня к смертной казни, чтобы завладеть моим имуществом. Это было давно, твое первое убийство, судья Снивель.

В голове Снивеля носились мысли, но он ничего не мог вспомнить.

— Ложь! Галлюцинации!

Холодная и влажная, ужасно неприятная рука охватила его горло.

— Найди письмо, или подписывайся!

— Да, да! — завопил судья, потому что оказался в такой ситуации, которую не мог контролировать своим всегда холодным разумом. Он был перепуган насмерть и ему трудно было скрыть это от присутствовавших. — В этом доме никто не сможет жить. Пусть убийца получит всю толпу привидений, я не хочу их! Дайте мне бумагу!

Его выдавал только пронзительный фальцет; слова же вылетали изо рта такие же презрительно снисходительные, как и раньше.

Винга положила документ на стол, и судья взял в трясущуюся руку перо.

— Два дня в вашем распоряжении, — сказал Хейке. — И они будут спокойными, — добавил он уверенно, рассчитывая, что его должен услышать еще кто-то. — И вы покинете этот дом.

— Да, да! Но это будет вам стоить дорого!

Он с гневом посмотрел на Вингу и Хейке и на дрожащего ленсмана. Затем подписал бумагу.

В тот же самый момент все вместе почувствовали, как спало отвратительное напряжение в доме. Все стало столь невероятно спокойным, что больше уже никто не сомневался в том, что сейчас восторжествовала справедливость.

В доме не осталось больше ни одного призрака.

Судья бросил перо в Хейке и Вингу так, что оно стукнулось о стену и треснуло.

— Довольны? — рявкнул он.

Вперед выступил управляющий, не столь вежливый, как раньше.

— Ваша милость, я считаю себя свободным от службы у вас. Моя жена и я сегодня уедем, именем Господа Бога.

— Сначала побеспокойтесь о трупах. А потом можете убираться ко всем чертям!

— А о животных?

— Они околдованы, — хрюкнул судья. — Я прикажу их прирезать.

— Нет, нет, я лучше возьму их себе. Естественно, за плату, — сказал с достоинством Хейке.

Затем он обратился к уездному пастору, и Снивель взбесился, что его проигнорировали, но никто не обратил внимания на его поведение.