Золотой век предательства. Тени заезжего балагана - Дарья Кочерова

Теперь вдобавок ко рту на бумажной боковине фонарика прорезалась пара узеньких глазок, которые гневно сверкали, отражая свет зажжённого внутри фонарика огонька.

– Я здесь совершенно ни при чём, – Уми упрямо скрестила руки на груди. – Почтеннейший каннуси, скажите же ему!

Дзиэн же, казалось, потерял всякий интерес к их перепалке. Всё ещё держа духа в руках, старик внимательно осматривал чашу, вода в которой теперь была такой же спокойной, словно ничего не произошло. Потом он поднял взгляд на Уми и произнёс:

– Давайте не будем ссориться. Нам с вами ещё предстоит одно важное дело.

– Может, почтеннейший всё-таки расскажет, зачем ему понадобилась моя помощь? – проворчала Уми. Препирательства с духом отчего-то сильно утомили её, и теперь ей хотелось поскорее помочь старику и отправиться домой.

– Мне понадобятся твои глаза, – проговорил каннуси. Встретившись с удивлённым взглядом Уми, он пояснил: – Что бы ты ни увидела здесь сегодня, смотри внимательно и запоминай каждую мелочь. Это очень важно. Ты справишься с этим?

– Конечно, – нахмурилась Уми. Просьба старика показалась ей странной, ведь он, насколько могла судить Уми, был зрячим.

– Вот и замечательно! – улыбнулся Дзиэн. – Но довольно разговоров: времени у нас и без того немного. Идём-ка.

Дух-фонарик ещё раз с недовольством дёрнулся в сторону Уми, но каннуси что-то тихо сказал ему, и вскоре ёкай затих и больше не подавал никаких признаков жизни.

Наконец они вышли к главному храму, от которого теперь остался один лишь обгоревший остов. Домик священника, как и остальные хозяйственные постройки, стоявшие чуть в стороне от главного здания храма, пожар удивительным образом не затронул. В домике священника горел свет: оттуда доносились оживлённые голоса, и по внутреннему двору сновали люди с фонарями – похоже, в ту часть святилища отнесли раненых. Двери одной из комнат были широко раздвинуты, и среди небольшой кучки людей Уми увидела громадную фигуру Ямады: он низко склонился над чьим-то телом, распростёртом на циновках.

Но рассмотреть эту сцену внимательнее Уми так и не смогла: они с каннуси повернули за угол сгоревшего храма, и домик священника скрылся из виду.

– Что вы надеетесь отыскать здесь? – спросила она у старика. Очевидно было, что от здания храма ничего не осталось, но каннуси почему-то привёл их именно сюда.

– Для начала я хочу понять, что здесь произошло, – глухо ответил старик. – Этот пожар, как и судьба, постигшая святилище Речного Покоя, – не просто случайность.

Уми вспомнились слова Сана о том, что пожар – дело рук колдуна.

«О Владыка, во что же я ввязалась?» – подумала Уми. Но отступать было поздно. Проклятая метка на предплечье вновь начала неприятно зудеть: весь вечер она не давала о себе знать, и вот снова-здорово!

Стараясь не привлекать к себе внимания, Уми несколько раз пошлёпала себя по руке – ровно по тому месту, где под рукавом скрывалась странная отметина. Это помогло: зуд стал гораздо слабее, а Дзиэн, похоже, был так сосредоточен на своих делах, что ничего не заметил.

– Как печально видеть упадок там, где ещё совсем недавно кипела жизнь, – сокрушённо покачал головой Дзиэн, оглядевшись вокруг.

– Вам доводилось бывать здесь раньше?

– Да. Святилище Поющих Сверчков считалось одним из самых старейших во всём Ганрю, а здешний каннуси Кодо был моим другом. Теперь же я не чувствую биения его жизненной силы: похоже, брат Кодо оставил этот мир раньше отведённого ему срока…

– Я соболезную вашей утрате, почтенный каннуси, – Уми сложила ладони на уровне груди и поклонилась старику.

– Мы должным образом почтим память Кодо, если отыщем того, кто всё это устроил, – в голосе старика неожиданно зазвенела сталь, и Уми показалось на миг, как вокруг каннуси вспыхнула синяя аура, словно его вдруг охватило колдовское пламя. Это зрелище немного испугало Уми, но в то же время настолько заворожило, что ей с трудом удалось отвести взгляд.

Старик же наклонился и зачерпнул горсть земли. Смешанная с пеплом, она осыпалась сквозь его неплотно сжатый кулак, травинки торчали сквозь пальцы в разные стороны. Каннуси приложил кулак с землёй к уху и прикрыл глаза.

– Что вы делаете? – не выдержав, спросила Уми.

– Это святилище стояло на земле, – последовал невозмутимый ответ. – А земля, дочь моя, как и вода, помнит всё.

С этими словами Дзиэн поставил фонарик на землю, резко воткнул свой посох в землю, а ту горсть, что была зажата у него в кулаке, подбросил вверх. Несмотря на ожидания Уми, земля не осыпалась им на головы, а словно застыла в воздухе. Каннуси Дзиэн прикрыл глаза, и из-под его опущенных век Уми увидела проблеск синевы.

«Он колдует!» – догадалась она. – «Сохрани Владыка мою душу, он колдует!»

Прежде Уми ни разу не доводилось видеть, как совершается колдовство, и потому она, как и просил её Дзиэн, во все глаза смотрела на то, что происходило вокруг, стараясь ничего не упустить.

– О, Тсути-я, яви нам всё, что ты видела! – нараспев произнёс Дзиэн.

Уми почувствовала, как земля под её ногами содрогнулась. Она принялась испуганно озираться вокруг: не заметили ли чего те, кто был в домике священника? Но гул голосов, долетавших до того места, где стояли они с Дзиэном, оставался всё таким же ровным и невозмутимым, как и раньше.

«Значит, они не чувствуют», – сообразила она. – «Даже не догадываются, что сейчас происходит рядом с ними…»

– Смотри, Уми, смотри внимательно, – велел каннуси Дзиэн. – Запомни всё, что земля покажет тебе…

Повинуясь воле Дзиэна, который всё ещё что-то напевал себе под нос, из-под земли начали одна за другой вырастать призрачные тени.

Вот появилось главное здание храма – то, каким оно было до пожара.

Вот, потушив на алтаре все свечи и закрыв на навесной замок двустворчатые двери, ушёл послушник.

Вот из-за священного дерева сакаки показался какой-то человек, скрывающий своё лицо под платком. Он сломал замок одним лишь взмахом руки, и отчего-то лишь от одного взгляда на бледную тень этого человека Уми почувствовала, как у неё по спине пробежал холодок. Похожее чувство её охватило на набережной, когда какой-то незнакомый дух наслал на неё наваждение.

Похоже, с помощью колдовства Дзиэн показывал всё то, что видела земля. Глаза старика были плотно сомкнуты: