Алексей Большаков - Получить статус Бога

— Как памятники твоей высоко научной деятельности, — Федор подтолкнул кулаком в плечо биолога Евгения-Женька. — Устыдись и скажи спасибо браконьерам из поднебесной; а потом обеспечь озеро нормальной живностью.

— Рыба — быстро воспроизводящийся ресурс, — оправдываясь, пообещал биолог, — не пройдет и полгода….

Катер-глиссер, тем временем, кружил вокруг последнего оставшегося хищника. В каждом стаде находится выдающаяся размерами и умом особь — закон, мать ее, природы — и сейчас «дети природы и Поднебесной» пытались захомутать и обезвредить не потерявшего силу и агрессивность зверя.

Попытки заарканить осложнялись стремлением монстра атаковать. Браконьерам приходилось бросать концы веревок и удирать, отталкивая темную тушу баграми. Катер-глиссер делал круг по чистой воде и вновь шел на сближение. Лю Синь, плотно упираясь ногами в баковый настил, готовился забросить на монстра очередную петлю.

— Сказка про белого бычка, — прокомментировал Сашка Буратино. — До морковкина заговенья не захомутают.

Механик оглянулся на меня, и двинул вниз собачку предохранителя на бластере. Мы быстро пошли по мелководью к месту схватки. По счастью, песчаное дно озера и не большая глубина позволяли двигаться свободно.

Сашка выстрелил в голову животного, мой заряд вырвал гребень у затылка зверо-ящера. Петля, брошенного Лю Синем аркана охватила толстую шею, но туша уже выметнулась вверх и обрушилась на нос катера. «Охотники на монстров» закувыркались, разлетаясь в разные стороны от неожиданного ускорения. Катер-глиссер, переворачиваясь, обрушился на зверюгу и рубанул между налитыми кровью глазами воздушным винтом. Чудище взбивало кровавую пену и крутилось в агонии, наматывая на себя аркан, другой конец которого захлестнул Лю Синя и быстро подтягивал бригадира браконьеров под слепые удары мощных лап.

Я выстрелил «навскидку» раз и другой, перебил дергающуюся веревку, схватил Лю Синя за ворот и потащил к берегу, краем глаза отмечая, как Сашка Буратино добивает чудище выстрелами в голову.

— Ничего так: нервно, зрелищно, красиво; вошли в раж, поймали кураж, — подвел итог Федор, потянулся и добавил. — Утро прошло нескучно.

— Множество смертельно опасных событий происходит в единицу времени, — я философски поддержал тему, — и только удача иногда мешает стать участником.

Браконьеры торопливо разделывали туши, вонзали ножи в шеи агонизирующих чудищ, кровь пропитывала песчаный берег. Сашка Буратино торопливо отвернулся:

— Все остальное более отвратительно, чем интересно, — тронул за плечо биолога Евгения-Женька и добавил. — Эстетически окрашенное зрелище битвы плавно переросло в банальный забой.

Я отвернулся и закрыл ладонью рот, сдерживая приступ смеха. С кем поведешься, от того и наберешься. Сашка Буратино следом за мной решил с местными интеллектуалами разговаривать на одном языке.

ГЛАВА 32 У ВОДОПАДА

Однажды услышавший музыку в своей душе,

уже не сможет отказаться слушать

и играть ее вновь и вновь. Иногда мелодия

будет звучать громче, порой почти затихать,

порождая тревожную неудовлетворенность, грусть

и даже зависть к тем, кто продолжает звучать.

— Сильва ты меня не любишь. Сильва, ты меня погубишь, — сами собой напелись строчки из оперетки.

Шагнул на полянку перед водопадом и понял, что не хочу возвращаться. Подставляя лицо под пенящиеся струи, широко расставив руки, вытягивалась и качалась на носках Машенька. Удивился цвету бело-розовой кожи. Кареглазая брюнетка под одеждой оказалась «рыжиком» — мой любимый цвет, — и множество родинок-веснушек по телу. Глаз не отвести.

В делах и заботах думать забыл об экипаже погибшего медборта «Онтарио» и его командире, зато сейчас открылись и задышали все чувственные центры, с радостью отметил на груди девушки ниточки голубых и розовых бус…. и грудки-яблочки заметил и вспомнил, как оттопыривали и вздрагивали под голубой тканью комбеза первого пилота.

Совершенно перестал жалеть о ниоткуда появившемся желании прогуляться после охоты на монстров вокруг озера. Сашка Буратино помогал китайцам грузить туши зверо-рыбо-ящеров в экранолет, собираясь обратным рейсом привезти китайский фелексин. Начальник фактории Федор, предупреждая появление в округе новых монстров, отчитывал «переученного» биолога Евгения-Женька. Только я не у дел, окликнул Федора:

— Прогуляюсь, начал забывать, как пешком ходят.

— Загляни на водопад, искупайся, — Федор радостно потянулся. — Горячие камни, и гейзер — чудо природы — естественное джакузи. Чудищ отловили, теперь там безопасно.

Дорога вокруг озера между смешанным лиственно-хвойным леском и чистым берегом неплохо укатана и утоптана. Впереди над деревьями возвышалось небольшое плоскогорье и доносился шум стекающего в озеро водопадика.

Местное светило Калес, прогревая влажную атмосферу, будто развесило под каждым облачком сумеречное марево, приглушающее свет. Непрозрачный теплый воздух снижал и растворял резкие звуки до мягкой нечеткости.

Я подбирал плоские камешки и пускал «блинчиками» по воде: раз, два, три, четыре… бульк, — с детства так не развлекался. Скайп в мочке уха голосом любимой певицы спел о желтых ботинках, которые «шагают быстро по асфальту», и Гришка Отрепьев нарочито обыденным голосом сказал:

— Я нашел «трояна» в корабле.

— Не томи.

— Программа в главном компьютере, как ты предупреждал, можешь радоваться своей проницательности.

— Не нарывайся на взаимную похваляшку. Почему раньше найти не мог?

— Включается редко, показывает только местоположение.

— Так они обнаружили Вуди-Руди, а теперь отыщут утраченную дорогу к Меларусу, — размыслил я вслух. — Не удаляй. Америкосы знают, где нас искать, теперь не потеряемся. Отследи рейдер «Техас» и начинай готовить встречу.

— Минуту, — Гришка выдержал паузу. — В судовой роли рейдера «Техас» на первой строчке адмирал Джон Смит, благоверный знакомой тебе Машеньки.

— Вернем мужу его лучшую из половин. Институт брака для меня святое.

— По-моему, ты сам себе давно не свят, — неожиданно грустно возразил Гришка.

Забота Отрепьева о моей морали-нравственности начала «доставать». Самое неприятное, я чувствую и знаю его правоту: и штурман-стрелок Гришка Отрепьев, и механик Сашка Буратино, каждый в своей ипостаси — «благородного героя» и «реального пацана» — честнее и совестливее меня, склонного к компромиссам, умолчаниям и самодурству, но до сего дня мое поведение нареканий не вызывало. Или товарищи становятся лучше, или я хуже, или гонка за феликсином экипаж разобщила?