Ольга Макарова - Камень первый. Холодный обсидиан

— Я знаю, — сказал он. — Это не приказ. Но… просто поверь мне: демон поднимет ветра днем.

— Откуда тебе знать? — укорила его Охотница. Ей уже наскучил этот разговор и хотелось вернуться к стихам.

— Я… — парень запнулся. — Я… гадальщик… Я знаю, — и вновь поднял глаза. Теперь в них стояла мольба. — Просто скажи всем: пусть Охотники будут готовы поднять ветра днем. Это нужно передать и в Коссель, и в Деваллу, и в Дэнку. И… жителей нужно вернуть в дома. Иначе все погибнут.

С этими словами парень развернулся и побежал. Пары секунд не прошло, как он скрылся за домами, оставив Рамуне-Охотницу в недоумении… Настроение давало себя знать, и ей вдруг захотелось, чтобы этот малец стоил песни, или обернулся бы в стих…

Ни на то, чтобы сложить стих, ни на то, чтобы решиться на что-нибудь, не хватило бы времени: уже через десять минут Рагвард-Охотник созвал совет. Это не было похоже на общий сбор, нет: большинство Охотников продолжали, ни о чем не подозревая, отдыхать в палатках после долгой ночи, да несколько патрулей обходили периметр. Собрались лишь пятеро, пятеро ответственных за пять сегментов ивенского периметра, в том числе и Рамуне. Все сели в кружок под куполом командирского шатра, и Рагвард начал разговор:

— Этот Ученик миродержцев вас всех всполошил, не только меня, верно? — сказал он. Остальные четверо закивали. — Я пытался связаться с Серегом, но он не отвечает. С Владиславой Воительницей связи у нас, понятное дело, нет. Значит, придется думать самим. Что скажете?

— …Кажется, маленький гадальщик действительно видел что-то в своем харуспексе, — сказала Рамуне. — Мы не можем игнорировать такое предупреждение.

— Тогда сам он где? — вступил Харальд, командир третьего сегмента. — Заварил кашу и сбежал? Хотел бы я знать, зачем.

— Он не имеет права приказывать нам, будь он хоть трижды Ученик миродержцев! — ударила кулаком о ладонь вспыльчивая Солеф, командующая сегментом вторым.

— А теперь помолчите и представьте, — мрачно сказал последний — Вестрен-Охотник, подняв сухую старческую руку. — Представьте: что, если он прав… — более молодые Охотники притихли, словно дети, слушая его неторопливые слова. — Судя по всему, я последний, кто говорил с этим юношей. Он воззвал ко мне как к последней надежде, сказал, что вы все не захотели слушать его. И, знаете, по-моему, не время сейчас взывать к нашей гордости… так, Солеф?.. — бросил он взгляд на Охотницу. — И не время выжидать, когда миродержцы обратят на нас внимание… так, Рагвард?.. — встретился он глазами и с ним. — И не время пытаться призвать к ответу несчастного мальчика… верно, Харальд?..

Старик встал и выпрямился во весь рост.

— Никогда я еще не пользовался Правом Старшего, — сказал он. — Но сейчас, по этому Праву, я беру на себя чрезвычайные полномочия и отстраняю тебя, Рагвард-Охотник, от командования периметром. Если малыш Кангасск не прав, теперь я и только я отвечаю за все перед Серегом Серым Инквизитором. И я приказываю вам: поднять всех своих Охотников на защиту периметра и передать такие же приказы по кристаллам в Дэнку, Коссель, Деваллу. И пусть патрули вернут каждого жителя в его дом. Выполняйте. Но: не посылайте патрулей к безымянной речушке. Это приказ…

Все разошлись — поднимать усталых Охотников, измученных магов и доноров, выставлять патрули, загонять жителей обратно в дома… Вестрен был готов ко всему. Даже к гневу Серега и позору. Он остался в шатре один и некоторое время стоял, опустив голову.

В шатер заглянула Рамуне.

— Мастер Вестрен, я с тобой, — сказала она шепотом, взяв руки старика в свои и заглянув ему в глаза.

— Как всегда, девочка моя, — улыбнулся старик. — Да только знаешь ли ты, что он задумал?

— Нет, он не сказал мне… — удивленно произнесла Рамуне.

— Он задумал изгнать витряника. Да так, чтобы сохранить жизнь человеку. Он рискует собой, чтобы просто попробовать… Он рассказал мне все, в отчаянье доверился мне. И как я после этого мог обмануть его? Его план безумен, но я не решился его остановить.

— Значит, я не ошиблась, мастер Вестрен, — просияла Рамуне, став в этот миг похожей на ту девочку, которую старый Охотник учил когда-то, — он, этот мальчик, стоит песни! Только бы у него все получилось…

— Песню о нем сложить следует в любом случае, гибель его ждет или слава… — Вестрен ласково погладил ученицу по седой голове. — Наше дело не допустить беды. Так что идем. Не знаю, сколько времени у нас есть…

Сильвия сидела на руках у брата, он обнял ее, чтобы согреть. Они устроились под зеленым холмом, чтобы их не так трепал влажный утренний ветер, и ждали Кангасска. Вот наконец он появился, выскочил, красный и запыхавшийся, из-за груды валунов.

— Ну как? — выпалил Флавус.

— Кажется, получилось, — ответил ему Кангасск. — Периметр пришел в движение в любом случае. Надеюсь, меня поняли правильно и не бросятся сейчас нас искать…

— Ты что, рассказал им?!.

— Только одному. Я пытался наврать предыдущим четверым, но ничего не подействовало. Тогда я решился сказать правду. И, похоже, старый Охотник проникся и поверил, — Кангасск выглянул из-за верхнего на груде камня… — Да! Они гонят людей с полей обратно в Ивен.

Флавус отпустил Сильвию и присоединился к Кангасску за камнем. Они долго смотрели на суматоху вдали.

— Получилось, Кан! — с восторгом констатировал он. — Но ты прошел по лезвию бритвы… — Флавус пристально посмотрел на друга. — Хотя… доверие… ты ведь и мое сердце этим завоевал… и Сильвии…

Кангасск обернулся и посмотрел на девочку: та дрожала, но улыбалась ему. Кан расстегнул плащ и отдал его ей, чтобы не мерзла: ждать-то еще нужно было долго…

Время шло неспешно. Сквозь хмурое небо болезненной светлой кляксой проглядывало солнце. Ивен готовился к обороне: старый Охотник сдержал слово — и вывесил огромный Лихт над командирским шатром в знак того, что все теперь под контролем.

— Ну, теперь наш ход, — сказал Кангасск. — Флавус, Сильвия… вы мои лучшие друзья на этом свете. Я просто хочу сказать, что очень люблю вас обоих…

— Не прощайся, Кан, — прервал его Флавус. — Мы переживем этот день. И умрем все только в древней-древней старости.

— Да, так и будет, — кивнул Кангасск. — Я начинаю…

Кангасск… Он уже умел творить Дрэйн без слов… Сильвия не поняла, что с ней произошло, как не понял когда-то сам Кангасск… Он видел, как девочка схватилась за сердце, как боль и страдание исказили ее лицо… и подивился тому, что ему ее совсем не жаль. Как в бою: ты так собран, что никаких эмоций нет, только потом у тебя будут трястись руки, потекут слезы, и ты будешь рыдать над мертвыми лицами соплеменников… Кулдаган… разбойники… да, там все так и было.