Маргит Сандему - Ветер с востока

«Она так же непосредственна, как и те девчонки, — думал он с восторгом. — Но здесь у меня преимущество в том, что я могу с ней говорить. А также в том, что беседа занимательна и возбуждающа».

Удивительно скоро он заметил, что жил много лет как монах. Мысль о пышной наготе Анны-Греты под одеялом оказала на него отличное воздействие. Возбужденный и смущенный одновременно, он сидел к ней спиной и снимал с себя одежду.

— Не могу сказать, как я рад тому, что ты встретилась на моем пути, Анна-Грета, — хрипло пробормотал он. — Я верю, что мы заживем вместе прекрасной жизнью. Когда-то очень давно я мог шутить и жонглировать словами так, как делаешь ты. Затем я об этом забыл. Забыл на многие годы. Теперь я словно освободился из тюрьмы со стенами, сложенными из опасностей и забот. Господи, я впервые смотрю вперед, радуюсь жизни. Потому что ты мне доверяешь. Я могу чувствовать себя уверенно с тобой, не так ли?

— Конечно, господин Вендель… Вендель, я хотела сказать. Нельзя же говорить «господин» мужчине, с которым имеешь интимные отношения.

Вендель засмеялся и упал в ее объятия. О, это было чудесно, она была такой горячей и щедрой женщиной!

— Анна-Грета, я думаю, что серьезно влюбился! Наконец-то. А мне уже казалось, что не смогу испытать такого сильного чувства к какой-либо женщине. О, я буду к тебе добр. Я все сделаю для тебя, моя любимая, любимая!

Она блаженно улыбалась, позволяя ему делать с ней то, что он хотел. Но она остерегалась говорить что-либо о детях. Анна-Грета хотела подарить ему много детей. Но она знала, что перед его глазами постоянно будет маячить тень, которую она не в силах прогнать. Она знала, что ей выпадет много тяжелых минут, когда он будет сравнивать ее детей с тем, которого он никогда не увидит. И она будет тогда чувствовать себя обиженной за своих детей. Но это была цена, которую она должна была заплатить. И она платила ее охотно, чтобы быть с тем, кого она любила больше всех на свете!

Вендель отказался переехать с семьей Корфитца Бека на другое место. Здесь был его дом, и он считал, что они сделали достаточно для рода Корфитца, начиная с далекого прошлого. Кристина не была с ним согласна, она осталась с Беками. Теперь она знала, что Вендель устроил свою жизнь. В более надежные руки, чем руки Анны-Греты, он не мог бы попасть. Ни секунды не раздумывала Кристина о простом происхождении своей невестки. Для нее значение имели человеческие качества. В том, что он остался здесь жить, заключалось другое преимущество: его бабушка по матери Лене имела недалеко свои владения.

Слишком скоро после свадьбы Анна-Грета родила отличного сына, которого назвали Эрьян в честь любимого отца матери. Кристина подождала с отъездом, пока это не случилось. Она сияла над внуком, точно солнце. Вендель сразу окрестил мальчика «лягушонком».

— Посмотрите, матушка, у него внизу на спине — синее пятно. Это — родинка?

— Оно скоро исчезнет. У тебя было похожее, и у меня, и у бабушки Лене. Все Люди Льда рождены с этой отметиной. Это называется монгольским пятном и известно во всем мире. Все, в чьих жилах течет монгольская кровь, имеют его, оно — принадлежность расы.

— Выходит, оно — несмываемое доказательство того, что Люди Льда пришли очень издалека с Востока, — сказал Вендель. — Теперь мы знаем это!

Мальчик стал их любимцем, и Анна-Грета напрасно искала следы утраты в лице Венделя. Он казался совершенно счастливым, словно существовал только данный миг. Она была так благодарна ему за это!

Вендель сам решил, что этот мальчик и все его потомки в будущем должны носить фамилию «Грип из рода Людей Льда». Он обнаружил, что гордился этой фамилией. Ведь и Ульвхедина, и его сына Йона называли «Паладин рода из Людей Льда». Так или иначе они все хотели «закрепить» свое происхождение.

Род сильно разросся и распространился на больших территориях. Родились дети. Поэтому выявление родственников могло стать в будущем, видимо, сложным. Таким образом, прибавление к фамилии «из рода Людей Льда» облегчало это.

Бабушка Лене умерла. Вендель искренне горевал по ней. Но она прекрасно прожила жизнь, вплоть до последних дней. То, что «лягушонок» был назван Эрьяном в честь ее дорогого мужа, очень радовало ее.

Вендель старался, конечно, никогда не показывать своей тоски. Но она была с ним. Сильная, болезненная. Не по Синсив, отнюдь, он был вполне доволен жизнью со своей Анной-Гретой. Не мог бы желать лучшего. Но поскольку он был очень совестливым человеком, то мысли о ребенке часто мучили его. Не всегда. Ведение хозяйства на хуторе и новая работа, которой он занялся, вернувшись домой, занимали его настолько, что он надолго мог о нем забыть. Он начал делать чертежи домов для состоятельных людей в этих краях, он планировал для них реформы в хуторском хозяйстве и находил в этом настоящее удовольствие. Новая работа означала бесконечно много для него, поскольку он ведь не мог работать вне дома. Люди приходили к нему, спрашивали его советов и прислушивались к ним. Анна-Грета видела, как он оживал, и она была так счастлива этим, что чуть не плакала. Втайне от Венделя она навещала соседей и знакомых и без удержу расхваливала превосходство и ум своего мужа. Так, чтобы число посетителей у него росло.

Их хутор процветал. У них появилась возможность нанять работников и купить больше скота. Все удавалось Венделю, и он жил полностью сегодняшним днем. Но порой какая-то незначительная деталь могла снова пробудить в нем воспоминания. Настроение, запах, звук могли вернуть его на заснеженные просторы. Собственно, в его воспоминаниях главное место занимала горная страна Таран-гай. Колдовской лес с флейтистом, который никогда не показывался, громоздящиеся утесы, чарующее лицо Сармика, а также это таинственное… Страшный старик, ползавший по земле и шипевший злобные слова, и ребенок, мальчик, которого они прятали высоко в горах. Благодаря этому мальчику собственный сын Венделя родился нормальным и красивым. Проклятие проявилось в Таран-гае в этом поколении.

Неужели все это было правдой? Теперь все это скрыто густым туманом. Это был не он, неустойчивый юноша, которым манипулировала волевая женщина-шаман. Не он, занимавшийся любовь с насмешливой и равнодушной молодой женщиной и зачавший с ней ребенка. Неужели все это, однако, было грезой? Что это было, что сказал недавно в имении Андрарум заезжий актер? Он что-то продекламировал — стихи испанского поэта. Слова засели у Венделя в мозгу, потому что в душе у него была задета струна. Как это звучало? В памяти всплыли слова:

Что есть жизнь? Безумие.Образ в потоке образов.Мгновение, ускользающее мимо:Иллюзия, фантазия.Потому что вся жизнь — грезаИ сама греза — сновидение.

Но Вендель ошибался. Сны не оставляли в душе таких твердых шипов, какие оставили у него долгие годы в России. Когда у него начиналась ужасная депрессия, то только Анна-Грета могла вывести его из этого состояния. Грубоватые и жестокие внешне, но полные любви, ее слова возвращали его к жизни. К повседневным проблемам на хуторе, к радости, доставляемой сыном Эрьяна, который рос и становился больше с каждым днем.