Мифология Толкина. От эльфов и хоббитов до Нуменора и Ока Саурона - Баркова Александра Леонидовна

Битва за Британию была сражением в воздухе: чуть менее двух тысяч британских летчиков противостояли двум с половиной тысячам немецких. По немецким планам на уничтожение британской авиации отводилось четыре дня, затем планировалось морское вторжение в Британию. Немецкие летчики были более искусны, но британцы быстро переучивались, кроме того, их преимуществом была радиолокация. В итоге после нескольких месяцев воздушных боев Германия потеряла три четверти самолетов, морское вторжение было отменено, цели фашистов сместились на восток.

Победа в битве за Британию была первой победой во Второй мировой войне. О ней Черчилль сказал: «Никогда еще на полях человеческих сражений столь многие не были обязаны столь немногим». Судьбу огромной империи решили две тысячи бойцов.

Несмотря на все географические и исторические аллюзии с Турцией и турками, Мордор — это прежде всего образ фашистской Германии, и тридцать следопытов, спешащих на битву с ним, оказываются символом британских летчиков, остановивших немецкое вторжение. И в этом контексте очень ценна информация, приведенная Джоном Гартом: что образ нуменорского храма Мелькора — это точное описание берлинского Великого зала (Зала Народа), который должен был символизировать мощь Третьего рейха и многократно превосходить размерами все существующие купольные здания. Толкин пишет о пятисотфутовых (сто пятьдесят метров) колоннах храма Мелькора, над которыми высился огромный купол; фашистский проект был еще грандиознее, высота стен предполагалась свыше двухсот метров, а купола — свыше ста. Нацистский храм не был построен, нуменорский храм был низвергнут.

Глава 12. СВЯЩЕННОЕ МОЛЧАНИЕ

Храм Мелькора — практически единственное культовое сооружение, которое мы видим на страницах книг Профессора. В Первую эпоху никаких храмов нет, поскольку у эльфов нет религии, многие из них знают Валар лично, а люди получают это знание от эльфов. Во Вторую эпоху в Нуменоре возникает святилище Эру, но оно не является зданием, напротив — это вершина горы Менельтармы, куда приходили в молчании, и лишь король трижды в год имел право там говорить. Но и в Третью эпоху, когда люди практически не общаются с эльфами, ничего похожего на храмы и святилища не возникает. Фарамир и его спутники обращаются к Западу, к затонувшему Нуменору, — и снова в молчании, но это не религиозный ритуал (и он обращен не к Эру или Валарам, а к памяти о людях); на рассвете в Минас-Тирите трубят в серебряные трубы (это слышат Гэндальф и Пиппин, подъезжая к городу), но этот обычай нельзя считать религиозным; гондорцы почитают Белое Древо, даже засохшее, но это снова знак уважения. Единственное, что хоть как-то похоже на мистический ритуал, — это заклятье, которое произносит умертвие, пытаясь принести хоббитов в жертву «властителю в черной мгле», то есть снова религиозный обряд оказывается связан с силами зла, как это было в Нуменоре.

При этом, разумеется, «Властелин колец» — глубоко христианская книга, хотя Единый в ней ни разу не упоминается. Это подчеркнули в своем комментированном издании Каменкович и Каррик, причем они снабдили текст многочисленными цитатами православных авторов, объясняя это тем, что хотят показать общехристианские, а не чисто католические мотивы в романе.

То, что во «Властелине колец» нет никаких явных черт религии, привело к удивительному эффекту: текст оказался близок людям самых разных взглядов: атеистам, христианам, неоязычникам. Фактически Толкин сам оказался тем, кто хранит священное молчание, подобно нуменорцам на Менельтарме, и поэтому был понят теми, кто не разделяет христианских взглядов.

Толкин был сыном века, когда стремительное развитие науки и промышленности нанесло сильнейший удар по религии. Мы, выросшие на плодах плодов промышленной революции, наивно утверждаем, что атеизм придуман философами, хотя на самом деле работы философов конца XIX — начала ХХ века были лишь обобщением тех идей, которыми кипело общество. И Толкин, при всех его религиозных чувствах, оказался одним из тех, кто смог выразить это нерелигиозное мировоззрение, — недаром его книги находят такой отклик у атеистов (в отличие от книг Льюиса, где христианство лишь слегка прикрыто иносказанием).

Духовные проблемы рубежа веков привели к возникновению двух явлений. Во-первых, как мы уже убедились, о религиозных ценностях стало возможно говорить нерелигиозным языком, во-вторых, произошло обратное: отдельные элементы религиозной культуры стали использовать в заведомо светских целях. Ярче всего это проявилось в архитектуре, где пышно расцвела викторианская готика. И в этом контексте хочется обратить внимание на два сугубо светских здания, которые используют структуру католического собора.

В современном интернете, где информация обильна, но неупорядочена, человек вдруг видит фото великолепного готического собора… где стоят письменные столы со стульями, вдоль стен и между колоннами высятся стеллажи с книгами, а на месте алтаря, что кажется совсем уж кощунственным, находится фигура какого-то мужчины в сюртуке. Приглядевшись, можно обнаружить, что над колоннами, на уровне верхней галереи, вместо статуй святых — представители науки и литературы (Геродот, Гутенберг, Ньютон и многие другие, Шекспир опознаваем особенно легко). Галерея второго этажа, куда ведет совершенно сказочная лестница, — тоже вся в стеллажах с книгами.

Кто же переделал собор в библиотеку?!

Никто. Это библиотека Джона Райландса в Манчестере, построенная его вдовой. В собрание библиотеки входят древнейшие христианские тексты на папирусе, Библия Гутенберга и другие религиозные манускрипты. Именно поэтому здание библиотеки не просто построено в неоготическом стиле, но и выглядит как собор. В итоге получился светский храм, что вызывает шок.

Библиотека Джона Райландса в Манчестере.

Alastair Wallace / Shutterstock.com

И ровно то же мы встречаем на страницах «Властелина колец». «Глазам Пиппина открылся огромный зал. Через высокие окна, пробитые в стенах нефов, проникал свет. Черные цельномраморные колонны заканчивались огромными капителями-кронами, из листьев которых выглядывали причудливые каменные звери; высокие своды тускло поблескивали золотом и пестрели узорами. Но в этом длинном торжественном зале не было ни драпировок, ни ковров, да и вообще ничего тканого или деревянного; только между колонн молчаливыми рядами высились изваяния из холодного камня.

Пиппину вспомнились искусно обтесанные скалы Аргоната, и, разглядывая каменные лики давно умерших королей, он исполнился благоговения. В глубине зала, на ступенчатом возвышении… стоял высокий трон, а за ним мерцало драгоценными камнями резное изображение цветущего дерева. Но трон был пуст. У подножия, на нижней, самой широкой ступени, в черном, ничем не украшенном кресле из полированного камня восседал, опустив глаза, древний старец»[54].

Итак, в одном не-храме на месте алтаря стоит Джон Райландс, в другом — сидит Денетор. В одном над колоннами стоят ученые и писатели, в другом между колоннами стоят короли. Вряд ли манчестерская библиотека так повлияла на творчество Профессора, скорее это проявление того, как в одних и тех же культурных условиях сходно мыслят люди с одинаковым духовным опытом.

В начале этой книги мы уже цитировали Гарта, который утверждает, что образ королевского дворца списан Толкином с оратория в Бирмингеме (свет, падающий на королевский трон и древо позади него, — это свет из окон купола перед алтарем в бирмингемском храме). И независимо от того, вдохновлялся ли Толкин манчестерской библиотекой или структура интерьеров просто совпала, — перед нами два равновеликих по художественной значимости образца того, как глубоко верующие люди творят светскую культуру на основе религиозной.