Я один вижу подсказки 5 - Никита Красавин

Его лицо, лишенное каких-либо эмоций, напрягало меня больше, чем хотелось бы признать.

Я пытался понять, о чём он думает? Только это было сложно. Передо мной стоял человек невероятной силы и власти. Моя судьба сейчас зависела от него.

Однако в тот момент я был не готов к этому. Как поступить? Что сказать?

Ведь нет же какого-то плана под названием: «Что делать, если встретил императора».

Там же по пунктам: упасть на колени, поцеловать руку, молить о прощении…

Мне пришло в голову: нужно ли поклониться? Впрочем, ответ был очевиден – нет.

Этикет – это всего лишь набор условностей, помогающий людям взаимодействовать в социуме.

Он уместен, когда нужно проявить уважение или быть вежливым. Однако он бесполезен в условиях, где правила диктует не этика, а обстоятельства – будь то бой, ограбление или подобная встреча.

Сейчас главный приоритет: выживание, спасение людей, поимка преступников. Этикет заканчивается там, где на кону стоят человеческие жизни. Здесь нет места для пустой траты времени.

Неудивительно, что ни он, ни я не заморачивались на формальности.

Император просто указал пальцем на кресло в кабинете и спокойно сказал:

– Садись.

Тот факт, что он собирался говорить, немного успокоил меня. В голове мелькнула мысль: это уникальная возможность, и ей нужно воспользоваться.

– Слушаюсь.

Император тем временем неспешно подошёл к окну и взглянул наружу, будто за стеклом было что-то важное.

Я ожидал, что разговор пойдет о банке – ведь ситуация сейчас была крайне непростая. Но он заговорил о совсем другом:

– Ваш род... Разве я не сказал вам покинуть город?

Эти слова, этот вопрос заставили внутри всё закипеть.

– Почему? Я этого не понимаю! – мой голос звучал эмоционально, но я старался не повышать его. – Разве мы в чем-то провинились? Наш род...

Может, требовать ответы у императора было не самым правильным решением. Только в этот момент я сказал всё, что думал об этом приказе.

Однако, если бы он хоть немного приоткрыл свои чувства, свои эмоции, возможно, жить мне и моему роду стало бы легче. А так – я его совершенно не понимаю.

– Успокойся.

Его слова прозвучали сдержанно, но настолько властно, что мой рот автоматически закрылся. И я не смог его открыть.

Император, Ярослав «Мудрый», продолжил говорить, и только теперь я осознал две вещи:

Во-первых, он невероятно молод. Не мой ровесник, но и не так уж стар.

Во-вторых, он поразительно похож на Софью. Точнее, она похожа на своего отца.

– Ваш род... довольно интересный. Могущественные проводники, сопровождавшие ещё первого Рюрикова. Это действительно впечатляет и похвально. Наш род никогда этого не забудет.

Его слова звучали одновременно ёмко и без лишней воды. Хотя, если подумать, перечисление заслуг моего рода я бы вполне отнёс к воде. Про свою семью я и так всё знаю.

Он кивнул, и мне наконец вернули возможность говорить. Я тут же воспользовался этим.

– Вот именно. Вы хотите взять такой род и отправить его в какую-то дыру. Простите за грубость, но как есть. Если можно, то помилуйте. Я для этого и «связал» одного из революционеров.

Мне хотелось выйти и притащить сюда Девятого, который всё ещё должен находиться без сознания в главном зале.

Это был намёк на помощь империи. Пусть и не совсем искренний – в той ситуации у меня просто не было выбора: сделай или умри. Впрочем, императору знать об этом не обязательно.

Внутри кипело. Ведь я всё для империи, а та мне жопой поворачивается!

Когда-то я уверял себя, что всё идёт к лучшему. Что мы справимся. Что так будет даже лучше. Но сейчас удержать эмоции не вышло.

Почему?

Потому что «лучше» – это то, что я хочу решать сам, а не то, что за меня решают другие.

И уж точно в последнюю очередь я мечтаю месяцами добираться до севера, где нужно искать новые земли, обустраиваться, строиться и развиваться. Всё это – невероятно затратно. Финансы, время, ресурсы, логистика – цена слишком велика.

Есть тысяча мест, где можно обустроиться куда лучше. Только у императора было своё мнение.

– Ты должен был уже понять: ситуация в столице становится всё хуже.

– Разве? – я не верил его словам, но ему, кажется, было всё равно.

– Ты просто многого не знаешь, – продолжил он. – Сюда стягиваются странные силы. Еретики, демонопоклонники, революционеры...

Он начал загибать пальцы, перечисляя ещё с десяток организаций, о которых я слышал впервые. Все они, по его словам, стремились разрушить империю изнутри.

– И это ещё не всё. Внешние враги тоже не дремлют: Королевство Франции, Королевство Англии… – он сделал паузу, и я заметил в его голосе горечь.

– А самое неприятное – наша аристократия. Она больше не выступает единым фронтом. Каждая семья поддерживает свои интересы и даже свои тайные группы.

Он говорил спокойно, но в деталях. Было ощущение, что император открывает передо мной сложнейшую головоломку.

– А вы? Ваш род слишком мал. Никто не станет поддерживать вас, – его слова прозвучали грубою

Я бы уж точно нашёл, кто меня поддержит. А если бы не нашёл – то поддержал бы себя сам.

– И лично я не могу дать вам защиту. Я не могу охранять твою семью двадцать четыре часа в сутки.

Это было правдой. Если уж на банк решились напасть, о какой защите можно говорить?

– То есть, вы хотите сказать… Что даже если мы на вашей стороне. Для нашей семьи – это катастрофа?

Император кивнул.

– Именно. Об этом не пишут в газетах, но аристократические семьи уже начали подвергаться нападениям. Некоторые из них уничтожены полностью.

Его голос оставался ровным. Хотя тот говорил про свою империю, про своих людей. И этот Ярослав «Мудрый» явно не был наивным глупцом. Он видел всю картину целиком и давал ясную оценку.

Я таким не был. Всё это для меня звучало ново – и, честно говоря, пугающе.

Мне всегда казалось, что Российская Империя, моя Империя, нерушима. И всё же сейчас я слышу такие слова от самого императора…

Разве это не странно? Это супер странно.

Любой другой правитель говорил бы иначе. Рассказывал бы о своей нерушимой власти, уверял, что всех мятежников можно подавить одним щелчком. Приказал бы убить всех бунтовщиков, и всё.

Но здесь всё иначе. Видимо, его власть серьёзно ограничена.

И это неудивительно. Я редко интересуюсь политикой. Наше поместье слишком далеко