Александр Бруссуев - Охвен. Аунуксиста

— Охвен, давай к нам, выпьем по чарке.

Отказывать вождю было неудобно, к тому же бражка оказалась на диво холодной и приятно освежала. Затем откуда-то образовалось местное вино в глиняных кувшинах. Оно было терпким и непривычным. Охвен не пытался вступить в разговор, поэтому понял без лишних вопросов, что Фарнир — наемник, ранее имевший знакомство и с Торном, и с Густавом, и даже с покойным Карлом. Вино чуть развязало язык, к тому же не иноземный, а свой, норманнский.

— Рим! Понимаешь, Торн, это Рим! Цивилизация! — говорил Фарнир, потрясая кубком.

— Ну и что? Мы же для них варвары — и только! — соглашался Торн.

— Да, так они говорят. Только это все пустое. Сегодня мы варвары, завтра — они.

— Объясни, — потребовал вождь.

— В кого у нас верят? В какого бога? — спросил Фарнир и налил всем вина. Повернулся к Охвену. — Ты вино вон этим сыром заедай — непередаваемый вкус!

— В Одина верят, в нового бога — Христа тоже верят, — пожал плечами Торн.

— И никто никого не гоняет? Хочешь — верь, хочешь — нет.

— А чего гонять, не злым колдовством ведь занимаются? — пожал плечами вождь.

— Вот! — он поднял вверх указательный палец. — В Риме еще совсем недавно при императоре Диоклетиане на христиан гонения были, до сих пор отдельные граждане боятся Христа поминать.

— Это как — гонения? — вырвалось у Охвена.

— Ну, там львами потравить, камнями закидать или чего-нибудь еще, — махнул рукой гость. — Они до сих пор читают и верят Цельсу с его «Правдивым словом»!

— Варвары! — сказал Торн, и все закивали головами: да, римляне — варвары. Охвен не понимал ни слова, но тоже старательно хмурил брови и дул щеки. Вино приятно кружило голову, окутав действительность, как бы, туманом. Слова, что долетали до него, были теперь слышны, словно сквозь завесу.

— Вот попомни мои слова: пройдет, может, сто, может, двести лет и там, — Фарнир указал себе рукой за спину, — родится новая вера, которая в конечном итоге сметет все с лица земли. И себя тоже. Они принесут свою благую весть, в которой назовут Иисуса для краткости Исой, напишут непонятные слова, побуждающие к действию.

— Что за слова? — спросил Торн. — Не убий, не укради, не возжелай?

— И эти тоже, но их вряд ли кто будет вспоминать, — Фарнир пригубил свой кубок. — А будут чтить что-нибудь другое. Например, «поистине наш бог не ведет людей неправедных». Или «сражайтесь с теми, кто не верует в нашего бога». А, может быть, «поистине, неверующие для вас явный враг». Но точно — «сражайтесь с ними, пока не будет больше искушения, а вся религия будет принадлежать нашему богу». Назовут эти строки «Трапеза», «Покаяние», «Женщины», «Корова», чтоб было наглядней.

Гость замолчал и одним глотком допил вино. Охвен непроизвольно снова наполнил его кубок.

— А дальше что? — вопросил он, хотя смысл сказанного все равно от него ускользал.

— А дальше — ничего.

— Ну и ладно, — вставил вождь. — Давай-ка лучше былые времена вспомним.

Они начали говорить между собой, называть незнакомые имена, смеяться над шутками, понятными только им. Охвен выпил с сыром еще один бокал вина, подивился удивительному вкусу, и, вдруг, наступили сумерки. Точнее говоря, пришла ночь. Вокруг устраивались на ночлег викинги. Торн сидел на борту и задумчиво смотрел на звезды.

— А где Фарнир? — спросил Охвен.

— Дракон? — переспросил вождь.

Карел пожал плечами, подождал еще немного, но Торн сохранял молчание. Тогда молодой воин направился к своему месту, на корму дракара. Наступил поочередно на беззащитно раскинувшегося Рогатого: сначала на живот, потом на руку. Тот не возражал, даже не выругался. Пробрался к себе и долго искал флягу: пить хотелось просто убийственно.

— Что-то загрустил наш вождь, — сказал Густав.

— Почему?

— Вот этого я не знаю. Но если человек долго смотрит на Кол, значит, сомнения у него. Хочет от этой неподвижной звезды уверенностью зарядиться. Понял?

Охвен кивнул. Действительно, если и ему было не по себе, то взгляд на звездное небо успокаивал. Особенно, если смотреть на Полярную звезду.

4

Последнюю стоянку они разбили в безлюдной местности на африканском берегу, не доходя до мощного, укрепленного стражей и войском Икосиума. Викинги отсыпались, зная, что через сутки их ждет конечная цель: то, что именовалось Карфагеном. Собственно говоря, Карфаген был лишь ориентиром. Торн вел своих викингов отнюдь не любоваться пейзажами. Манила блеском богатств затерянная между скал деревушка, в которой, по неизвестно как добытым сведениям, хранилась малая толика сокровищ былого могучего города-государства. Вождь очень верил в свою удачу, но, чем ближе был финал их почти месячного перехода, тем более сомнения одолевали его душу. Можно было, конечно, и поразбойничать немного в море, но римляне, истребив в свое время почти всех финикийских пиратов, были суровы и бескомпромиссны при обнаружении флибустьеров. Викинги никого не боялись, но встречаться с быстроходными имперскими галерами не имели никакого желания.

Однако судьба распорядилась иначе.

— Вижу парус! — крикнул стоявший на носу дракара воин с непроизносимым именем: Петья.

— Две ладьи под одним парусом! — добавил он, спустя некоторое время.

— Больше никого не видать? — спросил Густав, а Торн хмыкнул и тряхнул головой.

— Всем смотреть вокруг! — приказал он.

Викинги принялись ставить козырьками ладони к глазам, словно норманны состязались между собой: кто быстрее что-нибудь увидит. Охвеном тоже овладело чувство азарта, казалось, накрывшее всех в дракаре.

— Будет дело! — прошептал Густав. Тон его слов был довольным. — Разгоним скуку.

— Повернуть щиты на бой! — раздалась команда, и «девочки» Веселого Торна захохотали во все горло.

Дракар по ветру стремительно шел на сближение с неизвестными, но совсем не быстроходными и явно не боевыми ладьями. На них заметались фигурки людей — заметили, видать, что им грозит. Кто-то оттуда начал стрелять из луков, но стрелы с шипением летали где попало. Лишь одна случайно была поймана парусом и застряла в нем, как оставленная в полотне иголка.

— Мочи козлов! Ха-ха, — сказал Торн.

— Ха-ха! Мочи козлов! — завыли викинги.

Столкновение было жестким — не было смысла беречь чужую посудину, которой все равно уготована была участь лечь на дно. Люди в жилетках и мешковатых штанах, потрясавшие своими кривыми мечами, попадали на палубу. Охвен первый раз видел в одной команде столь разномастную орду. Были люди с белой кожей и светлыми волосами, были коричневого цвета с черными, как смоль бородами и наголо обритыми головами, были вообще черные, как древесный уголь. Эти оказались совсем без одежды, только в намотанных на бедра тряпках.