Пирс Энтони - Суд над Роксаной

— Похоже на правду. Именно это меня и заводит.

— Может, изводит?

— Неважно. Можно, я тебя потусую?

— Что сделаешь?

— Порисую, потанцую, побалую…

— Может, поцелуешь?

— Вот именно! — Метрия чмокнула его в правое ухо. — Благодаря тебе я хотя бы знаю, что со мной происходит. И что я такая не одна.

Грузовик вильнул и выровнялся не сразу. А когда выровнялся, Икабод глубоко вздохнул и сказал:

— Я рад, что смог быть тебе полезен. Но если ты снова задумаешь меня поцеловать, не делай этого, когда я за рулем.

— Извини.

— Не извиняйся, мне было очень приятно. Просто будь осторожна. Для человека моих лет отвлекаться, да так сильно, когда он ведет машину, очень опасно.

— Я постараюсь, — сокрушенно пообещала она.

— А эта твоя альтернативная личность, Менция, — ты правда с ней беседуешь?

— А что, нельзя?

— Обычно та или иная личность доминирует и прямых бесед они не ведут.

— Ну, в общем, как правило, главная я. Она совсем отделилась, когда меня угораздило обзавестись половинкой души и влюбиться. Она моя бездушная половинка и потому существует в соответствии с исконно демоническими понятиями. Бедная сиротинушка довольствуется половинкой моей половинки, так что у нее как у личности имеется четвертинка души. Но Менцию разбирает любопытство, каково это — быть полуодушевленной. Поэтому она остается при мне и иногда выступает на первый план. Хочешь с ней поговорить?

— Нет. Мне другое интересно: о чем вы говорите друг с другом, если у вас общий жизненный опыт и одинаковые познания.

— Опыт-то общий, но одно и то же мы толкуем по-разному.

— И все же о чем таком вы говорите?

— Чаще всего о любви. Она вообще не понимает, что это такое.

— Мало кто способен понять, что такое любовь, не испытав ее. А можно послушать такой разговор?

— Почему бы и нет, — подала голос Менция. — Совершенно очевидно, что только крайняя степень идиотизма способна сделать некогда нормальную демонессу любящей, способной к самопожертвованию и думающей лишь о том, как несколько раз на дню осчастливить и довести до блаженного отупения своего неизвестно зачем ей понадобившегося мужа. Она называет это любовью, а я нахожу такую форму существования извращением. Кому какое дело, счастлив или несчастлив какой-то там смертный мужчина. Он вовсе не заслуживает такого внимания.

— Никакого идиотизма в этом нет, — возразила Метрия, — хотя бы потому, что, делая его счастливым, я сама получаю не меньшее удовольствие. Это взаимно: мои желания определяются его желаниями. До того как я влюбилась, моя жизнь была пуста, а теперь она полна смысла, да так, как я даже не ожидала. Любовь дает мне удовлетворение…

— Удовлетворение! Почему бы тебе в таком случае не приковать себя цепью к стене сырой темницы? Ты со своей дурацкой полудушой научилась получать удовольствие от собственных страданий.

— То, что ты по невежеству считаешь страданиями, для меня истинное наслаждение.

— Ты упиваешься своим унижением.

— Не будь у тебя в голове все перевернуто, ты поняла бы, что я обретаю наивысшее блаженство.

— Это в твоей башке все вверх тормашками, а я верна своей демонической природе.

— Картина ясна, — промолвил Икабод. — Личность без души не в состоянии постичь, что это такое, а личность, не познавшая любви, не видит в ней никакого смысла.

— Верно, — сказала Метрия. — Я ведь и сама обзавелась половинкой души из любопытства и ради забавы. Именно любопытство заставило меня зайти так далеко, что я вышла замуж, не подозревая, разумеется, чем это может обернуться.

— Помнится, Арнольд рассказывал мне об одной одушевленной демонессе, когда-то в прошлом вышедшей замуж за одного из королей Ксанфа. Но, когда ей доставили младенца, душа перешла к нему, а она вновь обрела чисто демоническую природу и исчезла с ужасающим шумом. Не случится ли с тобой нечто подобное?

— Да, эта история приключилась с моей подругой Дарой, которая вышла замуж за тогдашнего короля Хамфри — нынче он служит Добрым Волшебником. Ее душу получил их сын Дафри. Она действительно исчезла, но впоследствии вернулась к Хамфри, потому что одушевленное состояние нравится ей больше, чем бездушное. Души у нее, правда, все равно нет, так что ей приходится изображать ее наличие. Но я, если мне доставят младенца, от души не откажусь, а отдам ему половинку своей половинки. Она будет расти вместе с ним и, надеюсь, вырастет до полного размера.

— Ты великодушна, Метрия.

— Нет, с всего лишь половинкой души я малодушна, но все-таки не бездушна.

— А ведь знаешь, встретив тебя или Менцию там, в Области Безумия, я поначалу подумал, что ты кто-то вроде нимфы, такая же пустышка.

Она пожала плечами.

— Это можно понять. До замужества я и сама не придавала внутреннему содержанию никакого значения.

За разговорами они подъехали к дому Ким. Родителей ее дома не оказалась, так что девушка оставила им записку, чтобы они не подумали, будто собаку украли, забрала Грезу и, спустившись вниз, снова влезла в кузов. Греза обрадовалась, увидев старых знакомых по игре Дженни и кота Сэмми, а Метрия задумалась: как такая старая собака смогла протянуть в Обыкновении так долго. Если все дело в том, что в прошлое пребывание в Ксанфе она подзарядилась магией, нынешняя поездка должна пойти ей на пользу.

Некоторое время они ехали молча. Потом Икабод сказал:

— Мы с Арнольдом по возвращении вернемся к нашим исследованиям в Области Безумия. Но мне хотелось бы узнать, кто твой следующий адресат.

— Пока даже не знаю. Я должна препроводить Дага с Ким в Безымянный замок, а на это уйдет время, потому как на сей раз великана там не будет, а летать они не умеют. Видимо, мне придется выбрать извилистый маршрут и собирать адресатов по дороге. А начать разумнее всего с самого трудного.

— И кто же это?

Демонесса заглянула в мешок.

— Кентаврица Чена. Я никогда о ней не слышала.

— Спроси Арнольда. Он сам кентавр и вдобавок эрудит.

Разуплотнившись, Метрия просочилась в кузов, но оказалось, что Арнольд тоже не слышал ни о какой Чене. Видимо, она появилась на свет, когда он уже начал вести жизнь отшельника. Демонесса вернулась в кабину, уплотнилась и вздохнула.

— Увы, он ее тоже не знает.

— Тогда ты права: найти ее будет нелегко, — Икабод покачал головой. — Давненько мне не приходилось так долго сидеть за рулем, я начинаю уставать. Что ни говори, а годы свое берут. Пожалуй, когда все это кончится, мне стоит сдать свои водительские права. В Обыкновении от меня уже толку мало, так что остаток жизни лучше провести со стариной Арнольдом в Ксанфе.

— Я могу сесть за руль, — сказала Метрия. — Я все запомнила, за что дергать, на что нажимать.