Патриция МакКиллип - Наследница моря и огня

– А потом?

– Потом?

– После того, как мы прибудем в Ануйн? Чего ты потребуешь, какие ограничения наложишь на нас в своем доме?

Она набрала побольше воздуху и почувствовала, что у нее нет храбрости еще чего-то требовать.

– Если он будет в безопасности, то никаких. Если вы обеспечите ему безопасность. Но его свита должна быть только из королей Хела, не нужно собирать войско мертвецов.

Наступило новое долгое молчание. Рэдерле подтянула к огню ветку и увидела по глазам Фарра, что он что-то прикидывает. Затем он вдруг спросил:

– Кто этот человек?

– Если ты не будешь знать его имени, никто не сможет получить его от тебя. Ты знаешь все образы Хела: деревья, зверей, землю; ты – от них, среди них – твои корни. Отыщи странника, наружность которого – от Ана, а сущность не имеет с Аном ничего общего.

– Если он не имеет с Аном ничего общего, что тебе в нем?

– А как ты думаешь? – устало спросила она. – Почему я сижу здесь одна в недоброй хелской ночи и торгуюсь с мертвым королем из-за его черепа?

– Потому что ты дура.

– Возможно. Но ведь и ты со мной торгуешься.

– Я не торгуюсь. Ан лишил меня короны, Ан вернет ее мне. Так или иначе. Я дам тебе ответ на заре. Если до того твой огонь погаснет, берегись. Я обойдусь с тобой столь же немилосердно, сколь со мной – Эн из Ана.

И он расположился, намереваясь ждать. Его лицо, злобное, с немигающим взглядом, поднималось из тьмы над полыхающими шарами. Ей вдруг захотелось крикнуть ему, что она не имеет никакого отношения к его распрям, к его гибели, что он мертв уже несколько веков и его месть ничего не значит в водовороте событий, бушующих за пределами Ана. Но сознание его жило только прошлым, и долгие столетия казались ему единственной ночью, минувшей над Хелом.

Рэдерле села перед огнем, задалась вопросом: а как намерен он поступить, когда займется заря: убьет ее или станет торговаться из-за нее с Дуаком, как она торговалась с ним из-за черепа. Дом Халларда Черной Зари, где, несмотря на поздний час, горели все окна, за двумя полями и за рекой, казался далеким, как сновидение. Она сокрушенно глядела на этот дом, а между тем в полях опять поднялся шум – на этот раз новый: холодный лязг оружия в ночной битве на Халлардовом коровьем пастбище. Почуяв беду, вновь хрипло и требовательно, как боевые рога, завыли псы. Глаза короля встретились с глазами Рэдерле над мнимым огнем: безжалостные, уверенные. Она перевела взгляд с Фарра на огонь и увидела в нем маленький ослепительный кружок: стеклянные бусины, основа наваждения, медленно трескались от жара.

Крики угасли в уголке ее разума. Она слышала пощелкивание сучьев, шипящую речь пламени. Открыв ладонь, она коснулась кончика огненного языка и сосредоточилась на его отражении у себя в мозгу. Он потянулся к образу, который она держала в уме, – и к ее руке. Она велела своим мыслям онеметь и вызвала из самых глубин своей души молчание, которое принялось медленно клубиться и собираться. Она позволила ему собираться долгое время, неподвижная, как вековые деревья вокруг, с рукой, приподнятой и развернутой к пламени, которое непрестанно следовало двенадцатигранному рисунку на ее ладони. Густая тень упала на ее разум, гася в нем огонь: иной разум, пронизывая ночь, втягивал в свой водоворот сведения о живых и мертвых Ана. Он пролетел, словно огромные черные крылья, заслонившие луну, и оставил Рэдерле в ночи, дрожащую и беззащитную. Она быстро сомкнула ладонь над маленьким огоньком и подняла взгляд, чтобы не упустить то, что мелькнет сейчас в глазах Фарра.

– Что это было? – Его голос врезался в ее мысли, словно иззубренный нож.

Неожиданно она соприкоснулась с его разумом и поняла, что он начинает ее бояться. Она сказала:

– Это то, от чего ты должен защитить Звез… Странника.

– От этого?

– От этого. – Миг спустя она добавила: – Он задует твой призрак, будто свечу, если поймет, что ты делаешь, и от тебя ничего не останется, кроме костей и памяти. Тебе и теперь все так же нужен твой череп?

– Нужен, – хмуро подтвердил он. – Здесь или в Ануйне, ведьма. Выбирай.

– Я не ведьма.

– Кто же ты тогда, если твои глаза полны огня?

Она призадумалась. Затем бесхитростно сказала:

– Я безымянная. – И нечто слишком горестное даже для самой скорби коснулось ее. Она опять оборотилась к огню, добавила сушняка и проследила за полетом каждой искры до точки ее исчезновения. Она снова собрала огонь, на этот раз – обеими руками, и медленно начала придавать ему форму.

Ей много раз мешали в ту бесконечную ночь: то пшеничными полями пробежал в ужасе, с ревом, похищенный Халлардов скот; то собрались вокруг ожидающего Фарра вооруженные воины, и в ее сознание ворвался его яростный вопль, когда они позволили себе насмехаться над ним; то вслед за этим завязалась схватка на мечах. Один раз она подняла голову и увидела верхом на коне только его кости, помутневшие от огня; в другой раз она увидела, что он держит свою голову, словно шлем, на сгибе локтя. Незадолго до рассвета, когда зашла луна, Рэдерле забыла о нем и обо всем на свете. Что она только не ваяла из пламени – цветы, которые раскрылись и вскоре растаяли, ослепительных птиц, которые взлетели с ее ладони. Она забыла даже собственный облик; ее руки, сновавшие то сквозь огонь, то вокруг, казались еще одной из его форм. Нечто неопределенное и неожиданное совершалось в ее душе. Проблески мощи, знания, неуловимые, как пламя костра, промелькнули перед ее внутренним взором, как будто она пробудила в своих воспоминаниях древнее наследие. Лица, тени, протянувшиеся за пределы ее понимания, возникали и пропадали во время этого движения на ощупь; загадочные растения, разговоры моря, раздававшиеся за пределами слуха. Нечто грозное, придя то ли из глубин моря, то ли из сердца мира, пробило брешь в ее сознании; она заглянула туда без страха, с любопытством, слишком погрузившаяся в свою работу, чтобы задаваться вопросом, чья это мрачная мысль. И даже в этой голой пустыне она развела огонек, подобный далекой звезде. И тогда почувствовала, ибо пустыня пришла в движение, что это – не бездна, а сумятица воспоминаний и могущества на грани определяемого. Новое знание побудило ее срочно прощупать хаос, царивший в Ане. Она расположилась на отдых внутри своего «я», как усталый путник. На Халлардовых полях лежали рассветные туманы. Пепельное утро повисло среди деревьев, и ни один голос его не приветствовал. О ее ночном костре напоминали только обуглившиеся сучья. Она шевельнулась, скованная и сонная, затем уголком глаз увидела руку, потянувшуюся к черепу.

Она тут же зажгла вокруг черепа мнимый огонь. Фарр отпрянул. Она подхватила череп и поднялась, лицом к призраку. Он прошептал: