Михаил Королюк - Квинт Лициний 2

"Вот как бы и да, и тут же и нет… – я задумчиво потер лоб, — и ведь на самом деле вопрос о неразрывности связи между властью и капиталом является одним из основных. Именно неверие в то, что эту связь можно разорвать и толкнуло основоположников на тезис об отмене частной собственности. Социал-демократы же считали возможным народовластие даже в условиях господства частной собственности. И кто оказался прав? Знаю ли я ответ даже сейчас?"

Я оторвался от мыслей и бросил обеспокоенный взгляд на часы. Так, еще пяток минут есть. Что там дальше?

"Экономический потенциал страны за последние 10 лет почти удвоился. Уровень реального благосостояния граждан вырос на 60 %. На 30 % вырос жилой фонд. Удвоен выпуск продукции народного потребления, в два раза вырос и розничный товарооборот".

Впечатляет. Жаль, что следующие десять лет были совсем иными.

"Будущее нашей экономики – в повышении эффективности. Иного пути обеспечить динамичное развитие у нас нет".

"Ох, верно, Леонид Ильич, ох и правильно. Только как?!" – я покачал головой и продолжил чтение.

"Заглядывая в будущее, мы должны сделать и еще один вывод. Все большую роль будет играть уровень сознательности и гражданской ответственности. Воспитывать в человеке устремленность к высоким общественным целям, идейную убежденность – одна из самых первостепенных задач. Здесь проходит очень важный фронт борьбы за коммунизм".

Я вскочил, сложил посуду в раковину и принялся стремительно облачаться в форму. Опять Брежнев прав. Как только победить на этом фронте? Нет, идея есть, но смогу ли я ее реализовать? Хватит ли харизмы?

— В третьем матче турнира претендентов, проходящем в Белграде, — донеслось из радио, и я прислушался, осененный неожиданной догадкой, — первую победу одержал советский гроссмейстер Борис Спасский. Таким образом, счет в матче стал два – один.

Я в сердцах громко хлопнул ладонью по лбу и криво улыбнулся. Дошло, наконец. Понял, почему Яся в последние дни ходит как не от мира сего. Матч претендентов в Белграде! А я чего только не напридумывал про своего агента влияния.

Надо отловить и допросить с пристрастием, вдруг что подскажет. А то стоит у меня на любовном фронте какая-то невнятная погода. Вроде и солнышко посвечивает, и откровенного ненастья нет, но порой из милых глаз сквозит опасливым холодком стерегущая мое неловкое движение зима.

После кошмара начала сентября, когда я несколько дней ходил как выпотрошенный, а Томка шарахалась от меня, как черт от ладана, наши отношения заметно выправились, особенно после разговора по душам во время ее болезни. Теперь мы легко болтаем и вместе смеемся. Я провожаю ее из школы, и это уже ни у кого не вызывает насмешек. Порой мы вместе ходим по магазинам, и тогда я тащу сумку с продуктами. Я даже недавно правил ей произношение в стихотворение Бёрнса. Да уже ее бабушка, встречаясь со мной на улице, приветливо мне улыбается! Но, черт возьми, между нами так и висит незримая, но вполне осязаемая грань, пересекать которую не стоит. Какое положить руку на талию? Какое повторение весенних поцелуев, о чем вы?!

"Эх, Тома, Тома…" – я поправил галстук, а потом, неудовлетворенный результатом, перевязал его заново. — "Откуда этот ледок? Как же мне его проломить?"

Тот же день, чуть позже.

Ленинград, Красноармейская улица

Яся сидела на невысоком подоконнике и болтала ногой, задумчиво буравя взглядом потертую на сгибах газету "64". Я подкрался со спины и тихонько дернул за одну из прядок.

— Ай! Ты чего?!

— Признавайся, ты за кого? — я присел рядом и тоже заболтал ногой.

— В смысле? — Яся недоуменно состроила брови домиком.

— За Спасского или за Корчного? — залихватски подмигнул я.

— А… — заулыбалась она, — я за шахматы!

Мне стало интересно.

— А кто выиграет, как думаешь?

— Спасский, — не задумываясь, ответила Яся, — он сейчас на вершине своих возможностей, а Корчной уже начал спускаться. Возраст, — она огорченно развела руками. — А потом Спасский Карпову проиграет.

Я хмыкнул. И ведь не скажешь "а вот и не угадала!"

— А мотивация? У Корчного она явно выше, ему есть что доказывать, — и, приглушив голос, добавил, — а гражданин Советского Союза Спасский и так в Париже постоянно проживает. Сладко спит, вкусно ест… Ему выше головы прыгать уже не надо.

Яся аккуратно сложила газету и засунула ее в портфель. Потом посмотрела мне в глаза:

— Я такого не слышала. А вот Корчной – антисоветчик. Но я все равно за шахматы.

— Вот, кстати, — возразил я, — как раз Корчной-то ничуть не антисоветчик. Он против СССР никаких заявлений не делал. Ну, остался на Западе, да, но про советский строй молчит, как рыба об лед. А вот твой Спасский, между прочим… — и я многозначительно замолчал.

— Ну, уж, мой… — и она неожиданно ткнула мне пальцем в бок.

— Ай, — теперь пришла моя очередь взвизгнуть. Боюсь щекотки, да.

— Давай, договаривай, раз начал, — она опять нацелила палец на мой бок и угрожающе им пошевелила.

— Так вот, — капитулировал я, — твой Спасский знаешь, что про Кереса сказал? "Его судьба несчастна так же, как судьба его страны".

— Керес, Керес… Хм, он из Таллина, — и она многозначительно поиграла бровями. Дошло.

— И в шестьдесят восьмом Спасский вел себя неправильно, — продолжил ябедничать я.

Она недоуменно посмотрела на меня:

— В шестьдесят восьмом? А что тогда было?

Я только крякнул и спустился с подоконника.

— Пошли, звонок скоро, — мы неторопливо побрели в сторону класса, и я перевел разговор на безопасную тему, — ты меня на день рождения приглашать вообще собираешься или мне придется напрашиваться?

Сработало, у нее даже уши немного зарозовелись.

— Конечно! Просто еще три недели. Я думала потом пригласить, — заоправдывалась она, заглядывая мне в глаза, — приглашаю!

— Потом… — проворчал я шутливо, — мне ж надо успеть подарок сделать.

— Сделать? — она сразу уловила главное.

— Ну да… Я тут кройку и шитье осваивать начал, — признался доверительным тоном, — завтра сантиметр принесу, хорошо? Уединимся на переменке, и я замерю твой гибкий стан.

— А если серьезно? — фыркнула она.

— Серьезно, — подтвердил я кивком.

Она испытующе посмотрела на меня, а потом звонко, на весь коридор, засмеялась. На нас стали оглядываться.

— О! Дюх, это так мило! Ты сошьешь мне передник?!

Теперь теплом залило мои щеки.

— Я сошью тебе штаны из березовой коры, — пообещал я зловеще, — если ты и впредь будешь так же громко разглашать интимные подробности нашей дружбы.