Елизавета Михайличенко - Очень наглая ведьма

Кель промолчал, лишь как-то недобро прищурился. Обидела я его, что ли? Демон пойми, что у него в башке творится.

Не дождавшись какого-либо внятного ответа, я нажала старт и шагнула на ринг. Голографические экраны на полу, стенах и потолке тут же пришли в движение, меняя окружающую меня картинку. Не прошло и минуты, как комната превратилась в подобие казармы, в которых обычно живут солдаты-западники. Сама не знаю почему, но именно эта обстановка казалась мне наиболее подходящей для душевного мордобоя.

Браслеты и пояс загорелись, превращая мой комбинезон в тренировочный костюм военного образца. По ощущениям мало что изменилось, но внешне смотрелось эффектно. Я, вживаясь в роль бывалого вояки, демонстративно размяла шею и хрустнула пальцами. Напротив меня проекторы прямо из воздуха воссоздавали моего противника — накачанного бойца-профи из элитного западного спецотряда.

Я подождала, пока картинка окончательно оформится, и магия придаст фигуре напротив плотность и объем. Бритоголовый качок, сально ухмыляясь, сделал пару пробных замахов, демонстрируя свои способности. Видимо, я должна была впечатлиться и задрожать от благоговения, но как-то не получилось.

— И не мечтай, — выдохнула я в ответ на заигрывающие подмигивания. — Ты не в моем вкусе.

Словно поняв, о чем я говорю, качок, перестав кривляться, сорвался с места и попытался ударить меня в грудь пяткой. Слишком стремительный для неподготовленного человека, для меня этот удар был довольно предсказуем — западные солдаты не отличались оригинальностью. Я ушла с линии атаки, откатившись в сторону. Мужик издал нечленораздельные звуки, явно обидевшись — магия только начала формировать звуковые связки куклы. Скоро матюгаться начнет похлеще Диса.

Поднявшись на ноги, я поспешно повернулась лицом к противнику. Тот нарочито театрально скалился и недвусмысленно водил пальцем по шее. Я, не удержавшись, послала вояке воздушный поцелуй, но кукла, способная лишь на воспроизводство запрограммированных в ней движений, никак не отреагировала. Ну и ладно, глупо было надеяться, что при виде меня кто-то способен засмущаться и от этого утратить бдительность.

Качок снова пошел на сближение, теперь уже с большей осторожностью. Я подняла руки в защитной стойке, которую переняла у какой-то девахи из южного боевого клана, моего вечного оппонента на среднем уровне сложности. Солдафон не оценил, коротко выругавшись и попытавшись провести серию ударов в лицо.

Блок, блок, уход в сторону, ответный удар коленом. Лишние мысли улетучились, оставив только сосредоточенность на настоящем. Мир сузился до нескольких квадратных метров ринга, на которых я, пусть и несколько неуклюже, выписывала одну боевую стойку за другой. Проблемы, терзавшие душу последние дни, растворились в кулаках моего противника. В бою некогда размышлять о великом — бей, или ударят тебя. Как жаль, что в обычной жизни эта простая философия редко помогает.

Мне удалось отбросить матерящегося качка весьма удачным ударом ноги в грудь. Я воспользовалась этой передышкой, чтобы утереть пот с глаз. Всего мгновение, но я кожей почувствовала, что что-то неуловимо изменилось. Тут уже открыв глаза, я встала в защитную стойку, готовая ко всему… и обомлела.

Ринг исчез. Я стояла посреди поля, настолько большого, что, оглядевшись, не смогла увидеть на горизонте никаких очертаний — ни гор, ни леса, ни зданий. Низкое оранжево-красное небо давило, придавая окрестностям какую-то нехорошую мрачность.

Спохватившись, что мой противник может воспользоваться моим замешательством, я снова повернулась лицом туда, где, по идее, он должен быть, но не увидела никого. Что за чертовщина здесь происходит? Очередное видение?

— Ты думала скрыться от своего прошлого, глупышка? — раздался над самым ухом проникновенный шепот, от которого в груди поселился липкий комок страха.

Я обернулась, одновременно нанеся удар локтем, но за моей спиной никого не оказалось. Ужас против воли начал расползаться по телу, лишая сил.

— Посмотри внимательнее, глупая Мышь, что ты оставила после себя, — теперь голос звучал словно издалека, самого же говорившего нигде не было видно.

Я нервно озиралась, пытаясь разглядеть в дрожащем красном мареве своего собеседника, но тщетно. А потом с неба начали падать трупы, один за другим. Это был дождь из мертвых искореженных тел, порой даже не целых, а разорванных на куски. Жуткие звуки ударов плоти о землю сводил с ума, и, не пересохни у меня горло, я бы закричала.

Очередной труп рухнул прямо передо мной, чудом не задев меня культей, оставшейся вместо руки. Это был паренек лет двадцати, если не младше, с пепельными волосами и навсегда застывшими серыми глазами. Его рот был открыт в немом крике, но мне чудилось, что он не кричит, а зовет меня. Он меня знал. И я его знала, когда-то давно и, кажется, довольно хорошо.

Отшатнувшись, я споткнулась о чью-то ногу и рухнула на спину. Подо мной что-то отвратительно чавкнуло, но сил вскочить и посмотреть, что именно, не было. Меня парализовал ужас, и я могла только лежать и пытаться судорожно вдохнуть хоть немного влажного, пропитанного трупными парами воздуха. А глазами неотрывно следила за чуждой в этом агонизирующем мире женской фигурой, которая приближалась ко мне, соблазнительно виляя бедрами.

— Ну что, нравится твой мир, Мышь? — с издевкой поинтересовалась смутно знакомая мне женщина с черными, как жидкий обсидиан, волосами и жуткими провалами вместо глаз. — Кровь и пепел, смерть и отчаяние… Навевает воспоминания, не правда ли?

Я попыталась выдавить из себя хоть звук, но с моих губ слетали лишь полные страха хрипы. Я не могла понять, что именно приводило меня в такой ужас, и ненавидела себя за эту слабость, но поделать ничего не могла. Мне оставалось только смотреть, как эта страшная женщина подходит все ближе, откровенно наслаждаясь моим беспомощным состоянием.

— Ты все такая же бесполезная, глупая и ничтожная, — ее речь была похожа на треск сломанных костей, сухой и бьющий по нервам. — Бежишь, прячешься, лжешь сама себе. На что ты способна без них? Или, возможно, ты надеешься, что тебе поможет Он?

— Что… ты?.. Я… не понимаю… — собрав остатки сил, выдавила я.

Женщина остановилась, нависнув надо мной подобно смертной тени, неотвратимая и пугающая. В ее черных глазах не было ни проблеска чувств, и мне казалось, что в них я вижу Бездну, ту изначальную Пустоту, из которой пришло все сущее и в которое оно однажды вернется. Затем она присела на корточки, поравняв свое лицо с моим.

На меня пахнуло Смертью, и я уже не могла сдерживаться: по щекам покатились слезы, а тело обмякло, не способное даже дрожать.