Хозяйка Монстрвилля. Чудовищная уборка - Константин Фрес

и терся о мои ноги выгнутой спиной.

Сразу стало ясно — он от души поужинал, и был очень счастлив.

— Можно убраться в гостевых спальнях, — подсказал он. — Вон двери, ближе к кухне.

Выбора не оставалось. Я вздохнула, взяла Тыкводжек и пошла убирать спальни.

****

Ну, разумеется, все было далеко не так просто, как я себе вообразила!..

Думала, что освободить принца можно будет просто пропылесосив полы?

Как бы не так!

В гостевой спальне было сумрачно, пыльно и холодно.

Мой верный фонарик едва сумел разогнать полумрак в этой комнате.

Все стояло ужасно запыленное, настолько нетронутое ничьей заботливой рукой с влажной тряпкой, что мне показалось — я на дне морском, в каюте «Титаника». А все вокруг заросло морской живностью и осадком бурого цвета.

Шкаф, постель с пологом, туалетный столик, кресла на гнутых ножках, стекла на окнах, зеркала, обои, портьеры, часы, камин и безделушки на его полке — абсолютно все было засыпано этой странной бурой пылью, как будто бы вперемешку с странной черной шерстью.

Маркиз с Чумой тут развлекались?

Оставили кучи наивысшего волнения под гардеробом?

Странно. Если это их шерсть, то почему не видно кошачьих следов? Да и вообще казалось, что тут никого долгое время не было. И уж котов тем более — потому что все аккуратно стояло на своих местах.

Не было ничего разбросано по полу, даже на каминной полке

Я ткнула щеткой пылеглота в ближайшее кресло.

Серая пыль осыпалась с него, как пепел.

— Ну и дела-а-а, — протянула я, почесав в затылке.

— Да, да, — поддакнул Маркиз, заглянувший вслед за мной. — Ужасно запущенное помещение! Воздух тут больно спертый, как будто в подземелье каком. Даже заходить неприятно.

Ну, заходить неприятно, а делать что-то надо.

Зарядив пылеглот моющим помощнее, я принялась собирать серую пылищу.

А ее было так много, что она ссыпалась на пол с сухим шорохом.

Сбив с кресла очередную серую шапку, я увидела, что это ворох мелких крылышек мух, комаров, крохотных бабочек и прочих насекомых.

Они рассыпались при малейшем прикосновении в тонкую пыльную серую муку, словно их высушили и выпили из них влагу до последней капли.

Я долго пылесосила кресло прежде, чем взобраться на него и снять тяжелые шторы. Пыль из останков мелких насекомых на них взялась коркой, потрескалась и ссыпалась чешуйками на пол, когда я отцепляла шторы от карниза.

Окно мощный пылеглот сумел отмыть с третьего раза.

Для начала я собрала с него всю мелкую пыль, а затем окатила его мыльным кипятком. Но когда собрала пылеглотом воду, я увидела, что окно все такое же серое и мутное.

— Ну и дела, — дрожащим голосом произнесла я, оглядываясь кругом. Плодов моих усилий почти не было видно. — Это надо было постараться — так уделать комнату!

Я вооружилась крепкой метелкой и принялась сметать шелестящую пыльную массу со стен, с люстры, с мебели.

Засасывала кучу, и принималась сгребать новую.

Обдавала паром шелковые обои, сметала с них отяжелевшие кучи насекомых, и оттирала щетками до их натурального цвета.

Воду в тазу с моющими для щеток-трещоток приходилось то и дело менять.

Она становилась черной и мусорной прямо через четверть часа.

Зато окно, стена, потолок и люстра были чистыми.

Камин особенно долго пришлось выгребать.

У меня сложилось такое ощущение, что все дохлые насекомые то ли были втянуты через дымоход, то ли все разом решили вырваться из этой странной комнаты, да там и застряли.

Но, так или иначе, а мне пришлось долго повозиться, очищая от их сухих крыльев каминную полку и кирпичи внутри.

Я мела и мела, чистила и чистила пылеглотом. А из трубы все валилась и валилась эта серая жуткая пыль.

Скоро вся грязь, вся сажа и зола из камина были выметены, все, до последней песчинки.

Крыльями насекомых пылеглот был забит под завязку. Я выходила на улицу и выстреливала этим мусором в небо. Ком из дохлых насекомых улетал в сияющую в небе луну, и я возвращалась к уборке.

А сухие крылья и лапки все сыпались и сыпались из дымохода вниз, словно кто-то их тщательно и плотно утрамбовал туда.

— Да сколько ж можно! — разозлилась я.

На полу, у камина, я отыскала несколько высушенных до невесомости полена.

Сунув их в пасть камина, я открыла мой летающий фонарик и от его огонька подожгла лучину. Поленья загорелись неохотно, потому что дымоход был забит.

Я направила на тлеющий огонек пылеглот и дунула как следует.

Пламя, гудя, рвануло вверх по останкам насекомых, с хрустом их пожирая. Кажется, за окном даже огненный дождь пошел, когда из трубы, как из жерла вулкана, в разные стороны полетели искры.

А камин будто вздохнул, и пламя разгорелось сильно и жарко.

— Так-то лучше, — проворчала я, грея озябшие ладони.

В следующий час я сгребала мушиную пыль метлой в ведро и сыпала в камин, изредка подкидывая поленце-другое. Сухие крылышки вспыхивали мгновенно, и их тлеющими искрами уносило в дымоход.

В комнате стало куда как теплее, и намного чище.

Я стащила с кровати шелковое покрывало и тщательно вытрясла его, стряхивая ненавистную серую пыль.

Об резные столбики кровати, поддерживающие полог, выколотила по очереди подушки.

Принялась пылеглотом полировать деревянные дверцы платяного шкафа, как друг…

Сначала я услыхала тонкий звук, потом с удивлением увидела каплю крови на своем запястье, и уж после — заметила вибрирующую тонкую нить, поблёскивающую в свете моего фонарика, как алмазная.

— Что за…

Я отступила, но что-то больно резануло мне спину, и я вскрикнула от боли и испуга. Забилась, стараясь освободиться, и с ужасом поняла, что влипла в огромную паутину, как крупная бабочка!

А тот, в чью ловушку я попала, клекочет и трещит довольно в шкафу!

И дверцы его тихо, жутко и неторопливо открываются!

— Помогите! — заверещала я, дергая рукой.

Но тщетно.

Гномы, чинящие дом, радостно вопили, лупили что-то кувалдой, визжали пилами и многоголосо колотили молотками.

Быть услышанной в этом гвалте просто нереально.

Я еще раз попыталась освободиться, но каждое движение причиняло мне боль. И я замерла, умирая от ужаса и всматриваясь в мрачный и зловещий шкаф.

От моих усилий тонкая алмазная нить лишь сильнее впивалась мне в кожу и резала.

Этак и руку себе можно отпилить!

— Ну, влипла! — прошептала я.

* * *

Мой жалобный писк не услышал ни принц, ни орущие, возбужденные гномы.

Но кое-кто все ж пришел разузнать, что со мной случилось.

В приоткрытую дверь протиснулся Маркиз. А следом за ним — Бобка.

Маркиз так и сел на