Шимун Врочек - Рим. Книга 1. Последний Легат

Я вспоминаю, что Тит Волтумий рассказывал про Луция. Про то, как брат ходил в пешие походы вместе с воинами. Интересно, чего ему это стоило?

Вперед на дороге лужа. В ней отражается серо-голубое небо Германии, бег облаков. Под свежим ветерком гнется вереск вокруг дороги.

Вперед-назад. Бедрами. Ну и чем мы занимаемся, если глядеть со стороны?

Я тяну повод. Мой конь с легкостью перемахивает через лужу – на миг распластавшись в воздухе, становится длинным, как змея легионеров Сципиона Африканского.

Приземление. Удар копыт. И снова бег.

Дорога тянется через лес, взбирающийся по пологим склонам. Сосны и сырой мох, коричневые стволы подступают к самой дороге. Неровные.

Мы едем шагом. Я слышу стук копыт за спиной – словно эхо шагов моего коня.

Когда мы выезжаем из леса, в долине у полотна реки раскинулись три ровных прямоугольника – лагеря Семнадцатого, Восемнадцатого и Девятнадцатого легионов. Гордость Рима. Отличные солдаты, как я слышал – и как писал брат в письмах. Но кроме трех ровных прямоугольников (я вижу, как там везде двигаются крошечные фигурки – утренняя жизнь) я вижу чудовищную кишку, которой обросли легионы за несколько месяцев здесь, в летних лагерях.

Это кастренсис – город, возникающий вокруг любого постоянного расположения легиона. Строения и палатки стоят без всякого порядка, соединяя, как кровеносный сосуд, лагеря в единое целое.

Что лучше объединяет воинов, чем шлюхи?

На самом деле, конечно, не все так просто. Легионеры не имеют права жениться, закон не позволяет этого. Поэтому почти у каждого в этом городке, приросшем, как уродливый гриб к стройному стволу бука, к идеально ровным прямоугольникам лагерей, у каждого солдата и даже нестроевого легионера, а зачастую – и у раба есть в этой кишке временная жена. И временные дети.

Когда солдат отслужит свои двадцать лет, он получит землю или выходное пособие и официально женится на своей подруге. Или – что тоже бывает – уедет в Италию к старой жене. Это если солдат успел жениться до вербовки в легион.

Забавно. Когда легион выступает в поход, за ним движется гигантский хвост с женщинами, детьми и шлюхами. То есть женщин хватает.

А философы до сих пор шутят о целых стадах овец, которых гонят за легионами с одной-единственной целью… м-да. Философы все-таки оторванные от реальности люди.

Я бы не удивился, если бы какой-нибудь философ, завербуйся вдруг

в легион, первым делом бы потребовал бы положенную ему козу.

Ученые люди зачастую такие идиоты.

Дорога спускается с холма, огибает другой. Нам все чаще попадаются на пути грузовые повозки. Самое интересное, что все легионеры, что едут с повозками, – вооружены. И даже легионные рабы, отправляющиеся за дровами, едут в лес не иначе, как в сопровождении охраны.

Неуютная провинция Германия. Даже здесь, где легионы обжились, как в родной Италии…

Неуютная.

Мы выезжаем на дорогу, ведущую к главным воротам лагеря. Традиционно они обращены на юг. Все наши лагеря одинаковы – вплоть до смешного. Хотя в этом наша сильная черта.

Мы, римляне, умеем находить и присваивать лучшее. Воры в некотором роде.

Ганнибал, напугавший наших предков во время Пунических войн, сделал то, чего сам не ожидал, – он научил их воевать. Война с Карфагеном научила наших предков строить флот и сражаться на море, правильно использовать конницу и убивать слонов. А главное – Ганнибал приучил нас не сдаваться.

Мы теряем в сражении под Каннами шестьдесят тысяч солдат. Мы не сдаемся. Мы набираем новое войско. Заново вооружаем и обучаем его. И снова идем в бой. Ганнибал снова разбивает нас – и снова встречается со свежим войском. Рим тогда почти обезлюдел. Все ушли на фронт.

Вот что главное. Вот почему мы непобедимы.

Если ты видел Рим во время побед – ты не знаешь Рима. Рим нужно увидеть во время поражения. Тогда можно понять, почему мы непобедимы.

За следующим поворотом я вижу тренировку легионеров на лугу рядом с лагерем. Место вытоптано так, что там почти не осталось травы. Копыта мягко стучат. Когда мы подъезжаем к главным воротам лагеря, нам навстречу выходит тессерарий – начальник караула. Кто сегодня дежурный? По чину тессерарий младше центуриона, но когда-нибудь рассчитывает им стать. Но для начала ему придется дорасти до сигнифера когорты, то есть до ее знаменосца и казначея. Все солдатские сбережения хранятся у него, в том числе и похоронная касса.

Тессерарий смуглый, невысокий, с кривыми ногами.

Я тяну повод, останавливаю коня. Он фыркает, переступает. Всадники позади меня чему-то смеются.

– Стой, кто идет! – кричит часовой. Словно мы находимся за милю от него.

Тессерарий видит мой панцирь, мою охрану. И все равно говорит:

– Пароль?

Я киваю: хорошо. Чужим в лагере не место.

– Понятия не имею. Я – Гай Деметрий Целест, ваш новый легат.

Тессерарий не исполняется добрыми чувствами, как вроде бы должен.

– Правда? – Тон его довольно равнодушен.

Конь подо мной тянет повод, идет боком. Капризный. Я дергаю повод. Стоять!

– Вот приказ Божественного Августа.

Я достаю из сумки тубу, снимаю крышку. Вытряхиваю скатанный в трубку пергамент. Резкий запах выделанной кожи.

– Вот приказ, им подписанный.

Тессерарий смотрит на меня, словно это какая-то шутка. Кивает солдату, тот идет ко мне, берет пергамент и несет офицеру.

Сегодня что, никто никуда не торопится?!

Тессерарий разворачивает приказ, читает. Несмотря на желание выглядеть бесстрастным и сдержанным, он удивлен. Он поднимает голову:

– Деметрий Целест? Вы…

– Ваш бывший легат – мой старший брат. Теперь я командую этим легионом.

– Мы вас ждали, легат, – говорит тессерарий.

Мне удается не поперхнуться от удивления. Ждали… тоже мне, ждали.

Караульный офицер кивает солдату. Нас пропускают.

Я пятками толкаю Красавчика, еду шагом. Чувствую на себе любопытные взгляды. Тессерарий подходит ко мне, протягивает пергамент. Я беру его и передаю рабу вместе с кожаной тубой, чтобы спрятал.

– Рады вас видеть, легат. Слава Августу! – Он четко бьет ладонью в сердце, выбрасывает правую руку вперед и вправо. Воинский салют – таким приветствуют императоров и полководцев. Тот же жест повторяют – с некоторым опозданием – караульные и солдаты вокруг, что случайно оказались рядом с воротами. Я слышу, как шепоток бежит по рядам: «Легат… новый легат… брат…»

– Как твое имя? – говорю я.

– Коммод Артикулей, – говорит тессерарий. В его взгляде спокойное презрение военного к гражданскому.

На военном языке гражданский звучит как «паганец». Довольно обидно.

– Хорошо, Коммодий, – говорю я. – Продолжайте нести службу.