Джон Толкин - Хоббит или туда и обратно

— Думаю, в Озерный город, — промолвил Бильбо. — Куда еще?

Никто не смог предложить ничего другого, поэтому Торин, Фили, Кили и хоббит, оставив товарищей, направились к мосту. Вход на него охранялся, но больше для виду, потому что жители города давно не опасались врагов. С лесными эльфами они ладили, если не считать споров из-за речных пошлин, а других соседей у них не было. Молодежь не очень-то верила в дракона и открыто смеялась над старичками, утверждавшими, будто своими глазами видели его в небе. Немудрено, что стражники пели и смеялись у огня в своей караулке, не слыша, как гномы вылезали из бочки и как подошли четверо друзей. Ну и подпрыгнули же они, когда в двери появился Торин Дубовый Щит!

— Кто ты и что тебе надобно? — закричали они, вскакивая и хватая оружие.

— Торин сын Траина сына Трора, Короля-под-Горой! — возгласил гном.

Вид у него при этом был поистине царственный, несмотря на рваный плащ и обвислый капюшон. Золото сверкало на шее и на груди, темны и глубоки были глаза.

— Я вернулся! Ведите меня к своему мэру!

Стражники всполошились. Те, что поглупее, даже выскочили наружу — они думали, что с Горы уже рекою течет золото, и воды озера окрасились желтым.

Вперед выступил начальник стражи.

— А это кто? — спросил он, указывая на Фили, Кили и Бильбо.

— Сыновья моей сестры, — ответил Торин, — Фили и Кили из рода Дорина, и мистер Бэггинс, сопровождающий нас в пути.

— Если вы пришли с миром, сложите оружие! — сказал начальник стражи.

— Мы безоружны, — ответил Торин, и это было почти правдой: меч Оркрист и кинжалы отняли у них эльфы. У Бильбо был при себе меч, как всегда, спрятанный в одежде, но об этом он промолчал. — Оружие не надобно тому, кто по пророчеству вернулся в свои владения. Да нам и не по силам сразиться с вами, мы слишком малочисленны. Ведите нас к мэру!

— Он на пиру, — отвечал начальник стражи.

— Тем более ведите, — вставил Фили, которому изрядно надоели все эти разглагольствования. — Мы прошли долгий путь, устали и голодны. Наши спутники нуждаются в помощи. Довольно слов, не то мэр тебе спасибо не скажет!

— Что ж, следуйте за мной, — сказал начальник стражи и, прихватив шестерых своих людей, повел Бильбо и гномов по мосту, через ворота на городскую площадь.

Это была большая круглая заводь, вокруг которой высились на сваях большие дома, а от деревянных набережных спускались к воде лесенки. Здесь же сверкала огнями ратуша, из раскрытых окон доносился шум голосов. Путники вошли в дверь и остановились, моргая от яркого света. За длинными столами сидело множество людей.

— Я — Торин, сын Траина, сына Трора, Короля-под-Горой! Я вернулся! — зычно выкрикнул Торин — начальник стражи и рта раскрыть не успел.

Пирующие повскакали с мест. Сам мэр поднялся со своего кресла. Однако больше всех удивились эльфы-плотогоны, сидевшие в дальнем конце зала. Сгрудившись перед мэром, они закричали:

— Это беглые пленники нашего короля, докучные бродяги, которые не могли сказать, кто они и откуда!

— Это правда? — спросил мэр. Честно говоря, он скорее поверил бы в слова о бродягах, чем в возвращение сказочного Короля-под-Горой.

— Правда, что король эльфов коварно подстерег нас и бросил в темницу, когда мы следовали в свои владения, — ответил Торин. — Однако замкам и запорам не остановить того, чей приход предречен встарь. Да и власть лесного короля кончается вместе с лесом. Я говорю с мэром Озерных людей, не с королевскими плотогонами.

Мэр в сомнении обвел глазами присутствующих. Эльфийский король обладал в этих краях большой властью, и мэр не хотел с ним ссориться; не верил он и в древние песни; куда больше его занимали торговля и пошлины, грузы и золото, благодаря чему он и получил свой нынешний пост. Впрочем, остальные думали иначе, и скоро дело решилось помимо него. Вести распространились по городу, как пожар. По мосткам сбегался народ. Кто-то уже запел древнюю песню о возвращении Короля-под-Горой; то, что вернулся не Трор, а его внук, никого не смущало. Толпа подхватила, и над озером разнеслось многоголосое:

Король Подземных кладов,И кубков и корон,Поправ шипящих гадов,Вернет свой древний трон.Откроет кладовые,Устроит пир богат,А арфы золотыеВ чертогах зазвенят.Тогда уйдут навекиПечаль и тяжкий труд —И золотые рекиНа землю потекут.И золотые зернаПросыплются на нас, —Когда Владыка ГорныйПридет в урочный час.

Такую песню они пели, или похожую, только гораздо длиннее; к пению примешивались радостные возгласы, звуки скрипок и арф. Такого воодушевления не помнил даже самый дряхлый старожил. Лесные эльфы немного испугались. Они, конечно, не знали, как Торину удалось бежать, и подумывали, не совершил ли их король серьезного промаха. Что до мэра, тот счел за лучшее не спорить с народом, по крайней мере, сейчас, и сделал вид, что поверил Торину. Он усадил гнома в собственное кресло, а Фили и Кили — на почетные места рядом с ним. Даже Бильбо нашлось сиденье за столом на возвышении. В суматохе никто не спросил, кто он и откуда взялся — хотя в песнях о нем не упоминалось и словом.

Вскоре ликующий народ привел в город и остальных гномов. Ссадины их промыли и перевязали, после чего всех принялись кормить и обхаживать. Торину и его товарищам отвели роскошный дом, выделили лодку с гребцами, а народ на улице целыми днями распевал песни; стоило какому-нибудь гному показаться наружу, толпа разражалась приветственными возгласами.

Часть песен были старые, часть сочинили только что. В них уверенно говорилось о скорой смерти дракона и богатых дарах, что вот-вот потекут в город. Мысль эта принадлежала мэру и не очень-то понравилась гномам, но пока друзья ни в чем не испытывали нужды и быстро округлились на даровых харчах. За неделю они вполне оправились и теперь гордо выступали в новехоньких нарядах каждый своего цвета, покачивая аккуратно расчесанными и подстриженными бородами. Торин держался так, будто уже вернул себе королевство, а Смауг изрублен в куски.

Как он и обещал, гномы с каждым днем проникались все большей признательностью к маленькому хоббиту. Попреки и ворчание прекратились. Гномы пили за его здоровье, хлопали его по спине и хвалили наперебой — весьма кстати, потому что Бильбо совсем сник. Он-то не забыл ни мрачную Гору, ни дракона, к тому же сильно простыл в дороге. Три дня бедняга чихал, кашлял и не выходил из дома; даже и после этого его речи на званных обедах сводились к

«Пребдого бдагодаен».