Джек Вэнс - Риальто Великолепный

Риальто поднял руку.

— Ты уже наговорил мне больше, чем я хочу слышать. Я же, со своей стороны, хотел бы получить в качестве сувенира детскую плошку.

Усы Ум-Фоада снова встопорщились.

— Ты шутишь? Это старинная вещь, которую я оцениваю по меньшей мере в десять зикко!

— Как скажешь.

Ум-Фоад отыскал плошку и вручил ее Риальто.

— А теперь давай сюда мои денежки, да смотри, не обсчитайся.

Риальто передел ему кошель. Ум-Фоад пересчитал содержимое и остался доволен. Он поднялся на ноги.

— Я рассчитываю, что ты освободишь территорию.

— В самом ближайшем времени.

— С полуночи я вновь начну брать с тебя плату.

Ум-Фоад решительно распрощался с чужеземцами, затем подошел к яме, позвал работников, и вся компания отправилась в деревню.

Розово-красное солнце клонилось к западу. С прекращением раскопок вокруг воцарилось зловещее безмолвие. Риальто в задумчивости стоял на краю ямы. Шалуке Пловчиха нежилась на ковре перед шатром. Ошерл стоял на пороге хижины, с рассеянным видом глядя куда-то вдаль.

Риальто глубоко вздохнул и обратился к Ошерлу:

— Ну что, я жду, что ты скажешь.

Взгляд сандестина стал расплывчатым.

— Ах да… Рад слышать, что Йаа-Йимпе снова в добром здравии.

— И только? Что-то ты слишком спокоен. А про Персиплекс ты ничего не хочешь мне сказать?

Ошерл почесал щеку.

— Ты что, не сумел договориться с Йаа-Йимпе?

— А зачем мне было с ним договариваться, если он нашел фальшивый Персиплекс?

— В самом деле? Разве Риальто под силу определить это с одного взгляда?

Риальто сокрушенно покачал головой.

— Ты, мой дорогой, сам расписался в том, что это подделка, когда позволил найти его в том же слое, в котором была детская плошка.

— Неправда! Ты сам видел, плошку нашли в более глубоком слое.

— Вот именно. Это один и тот же уровень, а их должны бы разделять футов шесть, если не больше.

— Гм, — пробормотал сандестин. — В твои рассуждения где-то вкралась ошибка. Нельзя делать выводы о таких важных вещах по детским плошкам.

— На самом деле вы с Сарсемом проявили неосмотрительность, хотя, я уверен, вы пребывали в восторге от своей выдумки. Так и вижу, как вы с ним хихикали и подталкивали друг друга локтями, предвкушая горе бедного Риальто.

— И снова ты заблуждаешься! — воскликнул уязвленный Ошерл. — Все приготовления были сделаны честь по чести! И потом, твоим теориям недостает доказательств. Эта твоя плошка могла быть имитацией старинного стиля или просто храниться где-то на протяжении одной эры, а уж потом угодить на морское дно!

— Ошерл, твои слова граничат с нелепостью. Мои, как ты выразился, теории зиждутся на двух основаниях: первое — логические умозаключения, а второе — простая наблюдательность. Предмет, который ты позволил найти Иаа-Йимпе, предположительно обладал сходством с Персиплексом — настолько, что ввел в заблуждение даже Аш-Монкура. Но не меня.

Ошерл озадаченно захлопал глазами.

— Неужели у Аш-Монкура настолько плохое зрение, а у тебя — настолько хорошее?

— Я не просто мудр и справедлив, я еще и рассудителен. Аш-Монкур же может похвастаться только примитивной животной хитростью, которая лишь немногим превосходит твою.

— Ты так ничего толком и не рассказал.

— У тебя что, нет глаз? Фальшивый Персиплекс болтался на ремешке на шее у Йаа-Йимпе — горизонтально. Между тем подлинный Персиплекс постоянно находится в вертикальном положении, чтобы священные письмена не могли быть неверно прочитаны. Аш-Монкур не обратил на это внимания, и я рад, что он был так вульгарно тороплив. Ну, что теперь скажешь?

— Я должен тщательно все обдумать.

— Остаются еще два вопроса. Во-первых, где Персиплекс, у тебя или у Сарсема? Во-вторых, как одновременно наградить вас с Сарсемом за службу и наказать за вероломство?

— Первое намного перевешивает последнее, по крайней мере в моем случае, — поспешил заметить Ошерл. — Что же касается Сарсема, которого так легко обвел вокруг пальца Аш-Монкур, я, пожалуй, промолчу.

— А Персиплекс?

— О! Это крайне тонкий вопрос, который я не могу обсуждать при непосвященных ушах.

— Что?! — возмутился Риальто. — Это ты обо мне, в чье безраздельное распоряжение Ильдефонс тебя отдал?

— Я говорю то, что диктует мне здравый смысл.

— Прекрасно! Мы изложим все факты перед Ильдефонсом в Баумергарте, и надеюсь, что я смогу остаться беспристрастным в своем изложении. Однако не могу не упомянуть о твоем внезапном упрямстве, которое лишь продлит твой контракт на многие эпохи.

Ошерл захлопал глазами и сморщился.

— Неужели это настолько важно? Ну ладно, намекну. Аш-Монкур с Сарсемом придумали этот план в шутку. Я немедленно указал им на всю серьезность этого вопроса и подсунул Йаа-Йимпе фальшивый кристалл. — Сандестин залился нервозным смешком. — Подлинный Персиплекс, разумеется, все это время находился у Сарсема, так что его вина намного тяжелее моей.

Нежившаяся на ковре Шалуке вскочила на ноги.

— В деревне какой-то шум… Похоже на разъяренные крики, и они становятся все громче и громче…

Риальто прислушался.

— Наверное, золотые зикко Аш-Монкура превратились в жаб или желуди, или, может быть, те зикко, что я заплатил Ум-Фоаду, раньше времени изменили вид… В любом случае пора двигать отсюда. Ошерл, возвращаемся в Баумергарт, ровно через минуту после того времени, когда мы отбыли.

16

В ответ на экстренный вызов Ильдефонса волшебники собрались в Большом зале в Баумергарте. Отсутствовал на собрании один Риальто, но его имени никто не упоминал. Ильдефонс молча сидел в массивном кресле за кафедрой, склонив голову так, что желтая борода рассыпалась по сложенным рукам. Остальные волшебники вполголоса переговаривались и время от времени поглядывали на Ильдефонса, недоумевая, что заставило его собрать их здесь.

Время шло, а Ильдефонс по-прежнему не произносил ни слова. Мало-помалу все остальные тоже притихли и сидели, глядя на Наставника и гадая, в чем причина задержки. Наконец Ильдефонс, возможно получив какой-то условный знак, пошевелился и заговорил исполненным серьезности голосом:

— Благородные волшебники, мы собрались сегодня по весьма важному поводу! Нам понадобится вся наша мудрость и здравый смысл, чтобы решить несколько серьезных вопросов.

Дело нам предстоит необычное, даже беспрецедентное. Я окружил Баумергарт завесой непроницаемости. С этим связано одно неудобство: в то время как никто не сможет помешать нам, никто не сможет и покинуть это место, ни проникнуть внутрь, ни выбраться наружу.