Юрий Соколов - Путь в Обитель Бога

Мальчишкой я не раз устраивал засады в нишах, пытаясь выяснить, пользуются ли тайными ходами другие жители Харчевни. Но они или ничего не знали о них, или использовали крайне редко. Попасть же в коридоры из ниш было так же невозможно, как из коридоров — в комнаты. Вскоре я обнаружил, что коридоры меняются. Я же не дурачок, с первого раза запомнил число поворотов, подъёмов и спусков в каждом из них, даже число ступенек на лесенках. И вот, вновь сунувшись в один из ходов через некоторое время, я понял, что он идёт не так, как раньше. И выбрался я из него совсем в другой нише.

Как ходы могли перестраиваться, я не смог ни понять, ни даже услышать, а ведь грохот при перестроении должен был начинаться невероятный. Обычные двери, когда они поднимаются и опускаются, — их ведь слышно. Пусть десять, пусть лишь пять человек знают о тайных туннелях — когда-то же они пользуются ими? Но что бы ни происходило внутри многометровых стен Харчевни и её подземельях, снаружи это никак не проявлялось.

Позже, вдоволь начитавшись разных книжек в библиотеке Имхотепа и в информхранилище Субайхи, я разработал собственную теорию, согласно которой потайные двери и ходы существовали совсем в другой Харчевне. В той, что была выстроена когда-то на Додхаре. Это объяснило бы, как она потом в одночасье возникла здесь, на нашей Старой территории. Просто выпала сюда, как наши пирамиды выпали на Додхар после Проникновения, но только не полностью. Хотел я было похвастать своими умозаключениями перед Генкой Жданом — мы тогда ещё ходили друзьями, — но поразмыслил и решил, что молчание золото. Ну их к Нечистому Феху, умников этих; стоит ляпнуть лишнее, сразу начинают расспрашивать, как там да что… Да и объяснений, почему Харчевня проявилась на Земле не целиком, я так и не придумал.

— Ты если заснул, то приляг, — услышал я голос Тотигая и вздрогнул.

Действительно, застыл посреди комнаты, будто пятая статуя в придачу к четырём уже имеющимся. Ударился, понимаешь, в воспоминания. А всё потому, что на душе было паршиво и хотелось отвлечься. Ну да, я мог бы прекратить поединок раньше, когда стало понятно, что победа за мной. Но я целенаправленно измолотил Прыгуна так, чтобы он уже не оправился. За что меня сейчас наверняка мысленно благодарит множество людей. А я тут, как сказали бы умники, рефлексирую. Хотя знаю, что всё правильно сделал.

И проповедника попрыгунчики замучили. И Генку они изуродовали бы. И караванщиков они грабили в пустыне. И пленных наверняка работорговцам продавали. Головой же всему был Прыгун. А вот смотри-ка…

— В какой комнате у нас Генка? — спросил я.

— В четвёртой слева от южных врат, — ответил Тотигай.

— Чёрт с ним, пускай там и сидит. Имхотеп ему с голоду помереть не даст, а сунется в общий зал — сам виноват. Сейчас отдохнём немного и уйдём из Харчевни до рассвета.

— Попрыгунчики вряд ли нападут на нас здесь, — сказал Тотигай. — Ты им напоследок подкинул такую сочную кость… Наверное, одна половина их команды уже перегрызла глотки другой.

— Всё равно. Сейчас спим, а перед рассветом выходим.

Я подлил масла в один светильник, погасил второй и залез на верхние нары. Бобел повалился на нижние. Тотигай растянулся на полу — на медвежьей шкуре. Большой был медведь… Повадился на ферму к Лике — ну, пришлось ему со своей шкурой расстаться.

Когда я проснулся, увидел, что Тотигай сидит глядя на дверь.

— Что-то в коридоре? — едва слышно прошептал я, хотя снаружи нас всё равно никто не услышал бы.

— Нет, вроде ничего.

— Я всё равно проверю. А вы с Бобелом пока собирайтесь.

Повернув одну из статуй, я взял винтовку и нырнул в потайной ход. Выйдя из него в четырнадцатой нише слева от своей комнаты, осторожно выглянул в коридор, стараясь не шуметь. Звук, с которым плита встала на место за моей спиной, был не громче лёгкого шарканья ноги по полу. На подшипниках она, что ли? Вспомнив свою теорию, пожал плечами. После вчерашнего я не удивился бы, узнав, что Харчевня, как и Луна, существует одновременно во всех пространствах Великого Обруча, а Имхотеп не кто иной, как Предвечный Нук собственной персоной.

Попрыгунчиков в коридоре не было. Там вообще никого не было.

Я подошёл к своей двери и крепко стукнул по ней несколько раз кулаком — из-за толщины камня вышло еле слышно. Плита с гулом пошла вверх, и я поспешно посмотрел по очереди в обе стороны коридора, проклиная создателя Харчевни. Почему Имхотепу (или Предвечному Нуку) было не сделать бесшумными все двери без исключения?

Первым вышел Тотигай. Бобел шагнул наружу с пулемётом наперевес. Я нырнул в комнату за своим рюкзаком и тут же к ним присоединился. Ближе всего были северные врата, к ним мы и направились. Магазинчики-лавчонки стояли закрытыми. Синяк Тэш отгрузил в бар вечернюю партию самогонки и тоже дрых, как и Уокер. Харчевня спала, только из общего зала доносились отголоски музыки — скрипка, свирель… Там часто гуляют всю ночь напролёт.

Кербер нас опередил, чтобы проверить, кто стоит в дозорах снаружи. Никакой постоянной охраны в Харчевне нет: сторожат по очереди местные завсегдатаи, успевшие отдохнуть после похода трофейщики, да те странствующие торговцы, которые не раз бывали у нас и всем хорошо знакомы. Регулирует такие дела Беджер. Недостатка в желающих никогда нет, поскольку разницы между общественной и личной безопасностью в Новом мире не существует. Большие караваны выставляют собственных часовых. Всегда с охотой встают на караул проезжие нукуманы, к которым по причине их неподкупности безграничное доверие.

Северные врата бессменно охраняли поводыри разгребателей, лагерь которых находился как раз напротив — не более тысячи шагов. Тотигаю предстояло выяснить, не стоят ли между лагерем и Харчевней палатки случайных странников и не вздумал ли кто из них поболтать с поводырями, мучаясь бессонницей.

— Никого, — доложил Тотигай, встретив нас у выхода. — Если не считать одного созерцателя. При нём кербер.

Созерцателя, действительно, можно было не считать — это всё равно что никого и даже меньше. Просто появилась такая порода людей вскоре после Проникновения. Они как будто странники, но странствуют без всякой цели, подолгу оставаясь там, где им понравится. Они очень дружны с керберами, понимают их не хуже нукуманов, у которых с керберами союз с незапамятных времён. Самая же главная отличительная черта созерцателей такова: они никогда и ни во что не вмешиваются. Не принимают ничью сторону в распрях. Лагерь обычно разбивают особняком. Всегда сами по себе.

Вот и этот сидел между Харчевней и станом поводырей, жёг костёр и как будто что-то на нём жарил — далеко, не разглядеть. Кербер лежал рядом. Когда мы шли мимо, он навострил уши, но и только.