Владимир Романовский - Год Мамонта

Рядилище подчинялось Фалкону всегда и безусловно. Старая аристократия, основательно прочесанная и потрепанная Главой Рядилища, дрожала и заискивала перед ним. Народ, несмотря на жестокие наказания за малейшую провинность, его любил, возможно из страха — не любить было опасно. С воспитанием молодого поколения дела обстояли хуже. Время было относительно мирное, и молодежь скучала, а когда молодежь скучает, недовольство растет. В возможность скорого нападения со стороны Артании Фалкон не верил. Самому соваться в Артанию было бы глупо — конкурент Кшиштоф был на пике силы и славы и мог воспользоваться случаем, ударив в тыл. Пик нужно было переждать. Год, два, три. Но молодежь тем временем разлагалась и сочиняла гнусные пародии на патриотические песнопения, включая святая святых, «Ого-го-го, ступенчатые гребни».

С описанных нами в начале нашего повествования событий прошло тем временем ни много, ни мало — семнадцать лет.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. СВАДЕБНЫЙ БАЛ-МАСКАРАД

Улицы Висуа украшены были разноцветными флажками и фонариками, пивные бочки стояли на всех углах, и кружка пива шла за полцены, а вторую половину оплачивали щедрые власти. Был знаменательный день — Правительница Забава выходила замуж. Десять лет назад это показалось бы немыслимым.

Только что вернувшийся из похода Кшиштоф одобрил решение сестры и согласился принять участие в торжествах. Народ веселился и плакал от свалившегося на его голову счастья.

Гладко причесав белокурые волосы и приладив поверх специальную сетку, повторяющую до мельчайших деталей черепной ее индекс, Рита натянула рыжевато-русый парик, подрисовала и подчернила свои почти бесцветные брови, и критически оглядела результат своих трудов в зеркале. С помощью кисточки и коричневой туши она посадила себе на нос и скулы несколько умилительных веснушек. Рите было по меньшей мере сорок пять, но хорошая наследственность и здоровый образ жизни, полной событиями и активностью оставили ей привлекательность в эпоху, когда большинство женщин старели рано. Более того, с годами к ней пришла начисто отсутствовавшая ранее женственность.

Облачась в тяжелое бархатное славское платье и сунув в шелковую перчатку пригласительный билет, Рита взялась левой рукой за тонкий серебряный стержень, к концу которого приделана была черная полумаска. Конец стержня был заточен и при желании им можно было незаметно воспользоваться как смертоносным оружием. Впрочем, в этот вечер настроение у Риты было миролюбивое, а инструкции, связанные с душегубством, она давно все выполнила. Она осталась в Висуа до свадебного вечера по собственному почину. Во-первых, было любопытно посмотреть. Во-вторых, на балу могло произойти много всякого, о чем полезно знать в будущем, и неплохо было бы взглянуть на жениха. Рита знала только его имя — Ярислиф. Откуда он взялся и кто он такой? Забава, конечно, просто чудит. Но влияние этого Ярислифа чувствуется везде. Он не просто фаворит, он, похоже, фаворит с амбициями.

Дворец был полон народу. Привратник, принявший несколько сотен пригласительных билетов и привыкший к испуганным улыбкам и блестящим глазам, невольно поднял голову, чтобы взглянуть на статную даму, чья холодная улыбка слегка его шокировала. Дама отняла полумаску от лица, и по телу привратника пробежал мороз. Привратник был опытный и мог заподозрить неладное — и заподозрил — и не пропустить даму, а позвать кого-то из охраны, чтобы выяснили, кто она такая. Всю знать Висуа, и множество провинциальной знати, привратник знал в лицо. Эту даму он никогда раньше не видел. Почему она пришла одна? Где ее кавалер, или семья? Но он не посмел ничего сказать. Он просто кивнул.

Содержащихся в заключении по подозрению в шпионаже в тот вечер хорошо накормили, равно как и беженцев от фалконова режима, содержащихся отдельно и проверяемых тщательно и долго.

В углу главной залы, той самой, со статуями, играл квинтет — духовые медные и струнные, по моде, поддержанной некогда Фалконом в Астафии. Толпа в масках волновалась и передвигалась по залу в ожидании начала банкета.

В банкетном зале накрыт был огромный стол. Забава и Ярислиф сидели по центру, тихо переговариваясь. В зал пропускали попарно. Охрана была настороже. Нарядно одетый и чувствующий себя поэтому весьма неудобно, Кшиштоф, деятельный и неусидчивый, прогуливался вдоль стола, неуверенно поглаживая рукоять дурацкого короткого парадного меча с золотым набалдашником.

Рита вскоре поняла, что одну ее в банкетный зал просто не пустят. Быстро оглядев окружение, она выбрала себе податливого средних лет толстяка и подошла к нему, лучезарно улыбаясь. Толстяк расплылся в улыбке.

— Где же ваша жена? — спросила Рита.

— В одном из соседних помещений, — ответил смущенно толстяк. — Ей стало дурно от счастья. Ее там теперь приводят в чувство. Ах, вот и она. Позвольте вас познакомить.

Рита бросила взгляд на костлявую жену толстяка.

— Очень приятно, — сказала она. — Одну минуту.

Делая вид, что увидела в толпе знакомых, она прошла мимо жены. Жена осела на пол, завалилась на бок, и закрыла глаза. Вокруг засуетились. Жену снова унесли в соседнее помещение. Рита, выждав некоторое время, снова подошла к толстяку.

— Очень жаль, что ваша супруга так эмоциональна, — сказала она. — А ведь минут через пять в банкетный зал закроют вход.

— Вы шутите! Закроют? Как же так… — Толстяк засуетился. — Ах ты, какое невезение. Позвольте, а где ваш муж?

— У меня нет мужа, я вдова. А мой кавалер, увы, задержался выяснить отношения с другом. Ну, это до утра, уж я его знаю. Знаете что? Давайте пройдем в зал вместе.

Толстяк задумался. Согласие означало неминуемую ссору с женой впоследствии. Но в банкетном зале был накрыт стол. Правда, трем четвертям гостей вменялось, в соответствии с этикетом, стоять, смотреть, и не есть. И радоваться тостам. Но вино наливали всем в серебряные кубки. Два типа вина — сладкое и кислое. А сладкое вино, говорят, привезли с ниверийских виноградников у самой гавани — самое лучшее.

Это решило дело. Под руку с Ритой толстяк вошел в банкетный зал. Охрана благосклонно посмотрела на представительную пару, а некоторые охранники, оценив Риту, спрятали глаза и заулыбались.

Двери в банкетный зал закрылись.

— Тост! — объявил церемонимейстер.

— Да, да, тост, — согласился Кшиштоф, поспешно плеснув вина в кубок — и замер в ожидании, изображая энтузиазм.

Ярислиф наклонился к уху Забавы.

— Только прошу тебя, не говори государственно. Говори повествовательно. А то все-таки столько умных людей вокруг. Мало ли, что они подумают.