Ольга Громыко - Путница

– Чего ковыляешь, будто «праздники» у тебя?

Рыска споткнулась и так покраснела, что саврянин возвел глаза к небу и покачал головой, но больше к девушке не придирался.

Живот же не только не собирался проходить, но и разболелся еще сильнее. Терять было уже нечего, и Рыска, жутко смущаясь, с надеждой спросила у Алька:

– А ты можешь боль снять? Ну как простуду?

– Могу вообще от нее избавить, – предложил тот. – Правда, уже со следующего месяца – зато почти на год.

Одурманенная болью девушка не сразу поняла, что он имеет в виду, но потом обиженно надулась и спряталась за Жара. Вот так всегда: стоит Альку чуть-чуть размякнуть, очеловечиться, как он спешит потратить скопившуюся желчь! Хорошо хоть вчерашняя хандра прошла: саврянин зорко поглядывал по сторонам, словно бы говоря – уж он-то выбрал свою цель и ничуть в ней не сомневается.

Рынок спутники сначала услышали, потом учуяли, а уж затем увидели. Сама Рогатка находилась по одну сторону тракта, а необъятный загон, в котором мычало, блеяло, кукарекало, гоготало, разило скотом и навозом, – по другую. Ворота у рынка были, но большинство людей просто наклонялись и пролезали между перекладинами ограды. Рыска с Жаром и Альком тоже так поступили, очутившись в ряду торговцев мелкой живностью. У их ног с гневным хрюканьем подскакивали мешки, живыми колышущимися цветами торчали из корзин длинные гусиные шеи, плавали в ушатах жирные лягушки.

– Шипонский заяц! – орала торговка, так размахивая поднятым за уши товаром, что бедная зверюшка мысленно с ними уже распрощалась и висела тряпкой. – Боевой, сторожевой, покупай, не стой!

– Тетенька, а шипонский разве не полосатым должен быть? – наивно спросила Рыска.

Торговка осеклась, спрятала зайца за спину и напустилась на девушку:

– Ишь, соплячка, еще учить меня она будет! Не разбираешься, так не суйся!

– Да я просто… – Опешившая от такого натиска Рыска попятилась в «норку» между Альком и Жаром.

Смутить вора было не так-то просто. Прикинувшись, что незнаком с девушкой, Жар деловито обратился к торговке:

– Покажь товар, тетка! Я как раз в свою зайчатню племенного зверя ищу. У тебя зай или зайчиха?

– Зай, зай! – залебезила тетка. – Знатная зверюга, с ходу на зайчих прыгает!

– Жалко, – «огорчился» вор, – мне-то зайчиха нужна.

Тетка цепко ухватила развернувшегося «купца» за рукав:

– Погоди, милок, сейчас проверю! У меня с утра их целое лукошко было, могла и перепутать!

Зайцу безжалостно задрали хвост. Под ним мелькнуло что-то подозрительно мужское, но тетка уверенно объявила:

– Точно, зайчиха! Бери, народит тебе к осени целый воз зайчатков! Смотри, какая пузатая!

Торговка посадила зверька на землю, придерживая за шкирку. Тот безвольно растекся под властной теткиной рукой.

Жар скептически оглядел «зайчиху»:

– А чего у нее уши не вислые?

– Так молодая еще, скоро лягут! – Тетка бросилась двумя руками прижимать товару уши. – Вон какая красавица, порода на морде написана…

Заяц, окончательно убежденный в своей шипонистости и свирепости, внезапно брыкнулся, расцарапав торговке руку, вырвался и задал стрекача, победоносно встопорщив мятые уши. Тетка, голося, кинулась за ним.

– Дурью маетесь, – буркнул Альк. – Коров бы лучше искали.

У Рыски снова прихватило живот, и короткое веселье угасло.

– А можно, я вас здесь подожду? – жалобно попросила она. – Посижу вон на той перекладине…

– Конечно, отдохни, – сразу согласился Жар, ничего не понимавший в женских недомоганиях и потому относившийся к ним с суеверной боязнью.

– Когда ходишь, терпеть легче, – в противовес ему заметил саврянин.

– А ты откуда знаешь? – удивился вор.

– Сестра вечно плакалась, даже лекаря через раз звали… Ладно, сиди, – неожиданно изменил мнение Альк. – Сами справимся.

Саврянин оказался прав: боль усилилась и терзала Рыску еще с лучину, потом потихоньку стала уходить. Девушка оживилась, закрутила прояснившейся головой. Какой большущий рынок, три макопольских в нем поместятся, и это только для живности! Всякой-разной, от огромных бугаев до сверчков в берестяных коробочках, на счастье в новую избу запустить. И сено тут, и зерно кормовое, и снадобья, и звонкие колокольчики на шею, и даже гребни костяные с перламутром – не у всякой девушки такие есть. А чтоб котят продавали, да еще торговались за них, Рыска вообще впервые видела! Их на хуторе если и разводили, то по три штуки на ведро…

И тут девушка увидела, как из рыночных ворот в полусотне шагов от нее выходят три поразительно знакомые коровы. Рыска радостно ахнула, но ликовать, что поиски увенчались успехом, оказалось рано: на Смерти сидел, гордо поглядывая по сторонам, высокий жилистый мужик в домотканой одежде. Милка и Болезнь шли в поводу, вместо котомок при седлах висели объемистые тюки. Вот наглец!

– А ну стой! – возмущенно крикнула девушка, спрыгивая с перекладины.

Скотокрад – и еще человек пять-шесть – заозирался, пытаясь понять, кто это и кому, но крик не повторился: Рыска заметила при поясе у мужика здоровенный, с две ладони, нож. Даже не в ножнах, просто в ременную петлю вдет, узкий и тусклый. А что там за пятна на тюках проступили, уже не кровь ли?! Один раз в заложниках у разбойника девушка уже побывала, больше не хотелось. Ведь уличенный скотокрад вряд ли согласится добром отдать ей коров, еще и саму перебросит поперек седла. Людей, правда, вокруг много, но Рыскина вера в них здорово пошатнулась: если смельчак-заводила не найдется, будут стоять и глазеть, как стадо овец на пожар.

Скотокрад, успокоившись, продолжил путь. Рыска белкой вскарабкалась на ограду, на верхней перекладине выпрямилась, раскинув руки, еще и на цыпочки встала. Почти сразу же, правда, и свалилась-спрыгнула, но успела разглядеть: дорога, по которой угоняли их коров, без развилок идет до самого горизонта. Конечно, мужик мог и в чистое поле свернуть, но зачем? Там скотину все равно не спрячешь.

Надо за друзьями бежать! Рыска потерла ушибленное колено и, прихрамывая, козлиным скоком помчалась к коровьим рядам.

Долго искать Жара с Альком не пришлось: они успели пересмотреть весь выставленный на продажу скот и теперь, разочарованные, выспрашивали у торговцев, не стоял ли рядом с ними вчера или сегодня человек с такими-то коровами? Увы, черная и черно-белая масть были самыми распространенными, семь из десяти такие.

– Если б ты, придурок, трехцветку не перекрасил… – не удержался Альк после пятого бесплодного разговора.

– Так я ж ее для нас красил, а не для воров! – обиделся Жар, в душе тоже жутко досадовавший на такую незадачу.

– А нам-то это зачем было?