Алексей Евтушенко - Древнее заклятье

Ознакомительный фрагмент

– Спиртное! – фыркнул гном и, подхватив Гошу под руку, повлек его к лесу. – Спиртное! Кто вам сказал, вернее, откуда вы взяли, что я собираюсь предложить вам спиртное? Запомните, уважаемый Гоша, что гномы спиртное практически не пьют – это чисто человеческая привычка, а эль, приготовленный нами, хоть и веселит сердце и согревает душу, но при этом не содержит ни капли того самого спиртного, о котором вы изволите говорить. От него не бывает похмелья, и его можно и нужно употреблять всем, включая грудных младенцев, как человечьих, так и гномьих. Да любой пьяница-человек душу бы заложил за этот напиток, но секрет его приготовления известен только нам, гномам, и производим его мы в ограниченных количествах, что связано как с технологией приготовления, так и со множеством иных факторов, о коих мы сейчас говорить не будем. Прошу садиться, я сейчас!

Гоша уселся на поваленный мшистый ствол дерева, наблюдая за Рамсеем, который нырнул в кусты, выволок оттуда объемистый рюкзак, ловко извлек из него пластиковую бутылку из-под пепси-колы, наполненную темной, колу же напоминающей жидкостью, и уселся рядом.

– Удобная вещь, – сообщил он, отвинчивая крышку. – У нас такие бутылки делать не умеют, хотя справедливости ради надо заметить, что и у нас найдется чем похвастаться. Вот, отведайте-ка… Пожалуй, только эльфы варят эль не хуже нашего.

Гошка, которому уже становилось жарковато в теплой фланелевой рубашке, принял из рук гнома прохладную на ощупь бутылку и с удовольствием сделал несколько глотков прямо из горлышка.

Да, такого он в своей жизни еще не пивал!

Больше всего, как ни странно, эль напоминал свежий березовый сок из банки, с вечера подставленной под надрезанное дерево.

Рано утром ты выскакиваешь из дому, проламываешь пальцем ледок, которым ночной мартовский морозец прихватил сок сверху, и пьешь…

Да. Но только отдаленно напоминал. На самом же деле гномий эль не с чем было сравнить. Он действительно веселил сердце, согревал душу и придавал силы.

– Что ж, – сказал гном, в свою очередь приложившись к бутылке и завинчивая крышку, – рассказывайте теперь.

И Гошка рассказал ему обо всем: об убежавшей рыжей кошке, о чердаке в брошенном доме и о волшебной картине.

– И вот я очутился здесь, – развел он руками. – Я не знаю, куда я попал и, самое главное, как мне выбраться обратно. Ведь мама с папой будут страшно волноваться, и брат Володя тоже.

– Ну, это просто, – пробормотал Рамсей, сосредоточенно хмуря рыжеватые брови, – нужно только…

Договорить он не успел, а Гоша не успел дослушать, потому что сзади затрещал валежник, и Гоша с Рамсеем опомниться не успели, как им навалились на спины, заломили назад руки, накинули на голову мешки и грубо поволокли куда-то через лес.

Глава IV

ЗАМОК ДАРТ

Сказать, что Гошка Рябинин испугался – это ничего не сказать. Да и кто бы на его месте не испугался! Однако справедливости ради надо заметить, что испуг не помешал ему применить, когда его связывали, пару-тройку хитрых уловок, разработанных еще летом во время бесконечной игры в «индейцев» и «ковбоев».

Правила игры были предельно простыми, но довольно жесткими, а именно: если ты попался в руки «противника», то с тобой этот самый «противник» мог поступить двояко. Во-первых, обменять на точно такого же пленника или оружие (луки, рогатки, деревянные мечи и китайские пневматические пистолеты), а во-вторых, например, привязать тебя к дереву в каком-нибудь уединенном месте на несколько часов.

Гошка играл на стороне «индейцев», и почти все лето ему удавалось ускользать из хитроумных засад коварных «ковбоев», более того – он сам устраивал засады, в которые неоднократно попадались одинокие «ковбои».

Но однажды ему не повезло – не удалось убежать, и он был пойман и надежно привязан к дереву на окраине города в таком месте, где люди ходят редко.

Тогда его через пару часов освободили свои же (кто-то из мелкой ребятни видел, как его поймали, и шепнул «индейцам»). И Гошка целую неделю ежедневно просил старшего брата Володю связывать его веревками по рукам и ногам, а потом старался из этих пут самостоятельно освободиться.

Когда в начале второй недели ему удалось распутаться всего за пятнадцать минут, брат восхищенно сказал: «Ну ты – Гудини!» и признал, что крепче и хитрее связать Гошку он уже не в силах. «А кто такой Гудини?» – спросил Гошка, и брат рассказал ему о знаменитом американском иллюзионисте-фокуснике и акробате начала века, который буквально творил чудеса со своим телом.

Связанного по рукам и ногам Гудини сажали в мешок, мешок завязывали и бросали в реку – Гудини выбирался.

Его клали в гроб. Гроб заколачивали и закапывали – Гарри Гудини выбирался.

Его голого запирали в тюремной камере и связанного бросали под лед – он выбирался.

Он выбирался отовсюду, но это было его профессией, а Гошка Рябинин вовсе не был фокусником – он был просто двенадцатилетним мальчишкой, который сейчас, весь опутанный жесткими веревками, с мешком на голове, валялся на твердых досках какой-то неимоверно тряской повозки, которая катилась куда-то по отвратительной дороге, влекомая, судя по стуку копыт, лошадьми.

«Только без паники. Только без паники», – неустанно повторял про себя Гошка. Он уже понял, что здесь, в повозке, освободиться не получится – при первой же попытке чей-то сапог чувствительно въехал ему по ребрам, и Гошка притих. Однако, расслабив мышцы, он почувствовал, что если его оставят одного, то ему потребуется минут десять, не больше, чтобы сбросить путы.

Вообще-то все, что произошло с Гошкой Рябининым за последний час, воспринималось им пока не очень серьезно, даже несмотря на грубое с ним, Гошкой, обращение неведомых похитителей. События воспринимались им сейчас как некий очень реальный и ужасно интересный сон, который хоть и не очень порой приятен, но все же, несомненно, заслуживает того, чтобы его досмотреть до конца.

Но сон, там, или не сон, а играть в любые игры Гошка привык по всем правилам. Поэтому он успокоился, сосредоточился и стал прикидывать, с какой приблизительно скоростью движется повозка.

Судя по тряске, размышлял он, лошади идут не шагом. Но и не галопом. Значит, рысью. Это сколько же будет в час километров? Ну, допустим, двенадцать-пятнадцать… Сколько мы уже едем? От силы – полчаса, то есть прошли километров шесть-семь. Интересно, долго еще?

Оказалось, не очень долго.

Вскоре повозка выкатилась на – судя по звуку и характеру тряски – мощеную дорогу, лошади прибавили рыси, затем колеса коротко прокатились по какому-то явно деревянному настилу, и повозка остановилась.

Гошку рывком поставили на ноги, стащили на землю и куда-то повели.