Лайон де Камп - Часы Ираза

— А если король умрет во время правления? — спросил Зерлик. — Если ты умрешь, что они станут делать?

— На эти случаи у них особые правила. Но ко мне они неприменимы: я еще не умер и пока не собираюсь. Короче, я знал, что, если побег удастся, мне предстоит всю жизнь прожить бродягой, и постарался получше подготовиться. Умение разыгрывать из себя не то, что ты есть, драться, мошенничать, плутовать в карты, воровать дается не так-то просто. В учителя я пригласил самых отъявленных воров и бродяг со всего королевства. Многое из их уроков мне очень пригодилось.

— Тебе нравится бродячая жизнь? — спросил Зерлик.

— Нет. Моя мечта — сделаться честным ремесленником или мастеровым. Можно землемером. Зарабатывать трудом, жить достойно, пусть и скромно, никому не мешать, растить детей и честно выполнять все свои обязанности — вот это по мне. Меня вполне устроило бы мирное существование бюргера, но оно ускользает от меня, словно конец радуги.

— Раз ты знал, что ксиларцы хотят поймать тебя, почему нанялся работать здесь, в Ире, так близко от Ксилара? Лучше бы перебрался куда-нибудь подальше, в Цолон или Тарксию.

— У ксиларцев осталось кое-что ценное для меня. А именно — моя жена. Вот и держусь поближе к границе, поджидаю случая ее вызволить.

— Верно, та самая Эстрильдис, о которой говорится в письме Карадура?

Джориан сурово поглядел на Зерлика.

— Клянусь железным хером Имбала, ты, сударь мой, не слишком-то щепетилен насчет чужих писем!

— Но, Джориан, доктор Карадур сам просил меня выучить письмо наизусть на случай, если оно потеряется или разорвется.

— А! Тогда другое дело. Да, это моя жена.

— Вот как? Ну да, я слышал, в Новарии на редкость романтическое отношение к женщине. Когда имеешь несколько жен, как я, например, — не станешь какую-нибудь одну женщину воспринимать слишком серьезно.

— У меня тоже было несколько жен, когда я был королем. В Ксиларе только королю разрешено многоженство, а подданным — нет. Надо думать, на юге сказывается влияние Мальваны или Пенембии. У меня их было пять, но эта последняя, я сам ее выбирал.

— Вот как? — Зерлик зевнул, прикрыв рот ладонью. — Мне трудно это понять: столько хлопот и риска из-за женщины, какой бы она ни была... Да они по существу все одинаковы.

— Мне так не кажется.

Зерлик пожал плечами.

— Зачем она тебе? Воздержание тебе, кажется не грозит: в Новарии, я слышал, нет таких суровых законов, карающих блуд и нарушение супружеской верности, как, скажем, в Мальване. Может быть, эта женщина богата и ты хочешь владеть ее имуществом?

— Вовсе нет, она дочь фермера из Кортолии.

— Так что же, она необычайно красива?

— Пожалуй, тоже нет. Правда, она миленькая крошка с золотистыми волосами, как у швенки. Но довольно коренастая, и лодыжки толстоваты — знаток женской красоты непременно бы придрался. Речь не о том, Зерлик, — я бы назвал это любовью.

— Да, и в наших краях это случается. Но у нас любовь считают несчастьем, чем-то вроде безумия. Из-за нее мужчины связываются с неподходящими женщинами и наживают себе только горе да неприятности. Чаще всего жен нам выбирают родители, прибегая к помощи свах, гороскопам и советам астрологов. По-моему, очень благоразумно.

— Моя любовь, милок, не совсем то, как у вас ее понимают. Мне просто нравится Эстрильдис, и ни с кем не бывает так хорошо, как с ней. Хочу, чтобы мы снова были вместе, покуда смерть не разлучит нас, вот и все.

— Что ж, желаю удачи. Но разве одна женщина не надоедает?

— Кому как. Твое хваленое многоженство мне тоже не пришлось по вкусу.

— Почему?

— А вот послушай, какие есть об этом стишки.

Иметь много жен я б врагу не желал:Всей сворой они затевают скандал —Брань, вопли, угрозы, сверкает кинжал.Уж тут не надейся на мирный финал.Гляди, как бы сам ты под нож не попал!Жен больше одной ни к чему заводить,А то они примутся хором нудить,Одна за другой тараторить, зудить,Выпрашивать тряпки и следом ходить,Пока не сумеешь им всем угодить.Судьба многоженца горька и трудна:Все ночи бедняга проводит без сна,В гареме закон: что ни ночь — то жена,И если без ласки уйдет хоть одна,В семье настоящая будет война!

— Кто это сочинил?

— Один скромный стихотворец по имени Джориан, сын Эвора. Это так, к слову, а по правде, мне вполне хватает одной женщины. Заполучить бы только ее назад, а там глядишь, и будет у меня все, что нужно: одна жена, один дом, одно ремесло. — Джориан зевнул. — Пора спать. Нам подниматься на заре.

— Но тогда спать осталось меньше четырех часов!

— Да, а до Чемниса целый долгий день пути.

— Как? Ты хочешь добраться туда за один день?

— Конечно. Не забывай: те четверо улизнули, скоро ксиларцы снова нападут на мой след.

— Ты загонишь моих бедных лошадей!

— Едва ли, А если б и так, разве знатный господин вроде тебя не может позволить себе купить пару новых?

За Эвродиумом дорога сворачивала на север и выходила на главную дорогу из Ира в Чемнис, самый крупный порт в республике, лежащий в устье реки Кьямос. Когда колесница Зерлика загромыхала по прибрежной дороге, спеша туда, где у самой воды высился город Чемнис, — вдалеке показались расплывчатые очертания мачт и рей, тянущиеся вдоль берега. Многие корабли были раньше чем нужно поставлены на зиму: частые нападения альгартийских пиратов препятствовали морскому судоходству.

На другой день после прибытия в Чемнис Джориан и его спутники отправились ранним утром на берег. Зерлик прихрамывал — не успел оправиться от бешеной гонки в колеснице по тряской дороге. Джориан ворчал:

— Когда я был королем, мы держали морских грабителей в узде. Я выстроил небольшой флот и сам им командовал. На юге — мы, на севере — цолонская флотилия, ни один пират не смел поднять флаг у западных берегов Новарии. Но как я сбежал, все пошло прахом — мои корабли жрут черви, а в Цолоне сменился Первый Адмирал, у теперешнего форма очень красивая, зато в море его не увидишь.

Лицо Зерлика делалось все мрачнее. Наконец он сказал:

— Господин Джориан, боюсь, что его величество, посылая меня с этим поручением, не рассчитывал на то, что мне перережут горло пираты.

— Боишься?

— Милостивый государь, я человек знатного рода и не привык сносить оскорбления!

— Не кипятись, дружок. Я ведь только спросил.

— Я не побоялся выпачкать кровью свой ятаган, защищая тебя от похитителей. Но пускаться вдвоем по морю в какой-нибудь утлой посудине мне кажется чистым безумием. Если нам на пути попадутся эти паршивые разбойники, мы и пикнуть не сможем.