Маргит Сандему - Скандал

– Переезжаете? – спросила она и просияла. – А кто твой отец? Он такой милый.

Кристер подавил желание преувеличить доходы своего отца.

– Да, он милейший отец на свете. Он ремесленник. Очень искусный.

– А твоя мать? Она такая же милая?

– Мама, да! – Он засмеялся. – Она совершенно неукротимая. Она умеет колдовать! Да так, что меня за пояс заткнет! Я боготворю ее.

Прежде ему почудилось, что голос Магдалены звучал необыкновенно расстроенно. Теперь это впечатление подтвердилось:

– Какой ты счастливый, Кристер!

Он глубоко и сочувственно заглянул ей в глаза.

– А разве твои родители нехорошие?

– Я не знаю, – жалобно сказала она. – Я не знаю их.

– Не знаешь?

– Ну да. Моя мать… Она мне не настоящая мать, настоящая умерла, а это мачеха. Она очень любезна, никогда и ничем меня не обидела. Но я… Как можно узнать человека, который заходит к тебе два раза в день, целует в лоб и спрашивает «Как дела»? Которому требуется полчаса по вечерам, чтобы «пообщаться со мной». Ей нечего мне сказать, и мне тоже, и все выходит так натянуто, так официально!

– А твой отец?

Магдалена быстро отвернулась.

– Его я никогда не вижу. Его никогда нет дома, а если он и дома, то лишь равнодушно здоровается со мной. Он зол на меня, потому что я не родилась мальчиком. А когда появился желанный сын, он стал улыбаться ему и даже болтать с ним. Мой отец советник по коммерции.

Кристер не имел представления, что это такое, и не осмелился обнаружить свое невежество вопросом. Но звучало солидно.

– И нет никого, кто бы о тебе заботился?

– Нет, дедушка – мамин отец – был добр. Но теперь он совсем стар, плохо видит и слышит, и с ним трудно разговаривать.

Кристер многозначительно кивнул.

– Понимаю. Старики иногда чертовски милы, правда? У меня тоже были прекрасные отношения с прадедушкой. Но он умер в прошлом году, и я страшно горевал. Я и до сих пор скорблю.

Магдалена стиснула его руку.

– Ты такой замечательный, Кристер. Не мог бы ты остаться?

– Если бы я только мог! – пылко ответил он. – Но маме нужна моя помощь для переезда. А что твой дядя Юлиус? Выглядит сурово.

– Он такой и есть. Не знаю, зачем он взял меня сюда, ему никогда не было до меня дела. Только чтобы иметь девочку на побегушках. Я больше ничем не занимаюсь, только выполняю поручения.

– А твой братик?

Она нетерпеливо вздохнула.

– Конечно, я люблю братика! Но ему едва исполнился год, и меня почти не подпускают к нему, потому что думают, что я чахоточная. Но это не так!

Собственно, Кристеру тоже сперва показалось, что она больна туберкулезом, такая она была тоненькая и бледная. Но теперь он лучше разобрался, что к чему. Растение, за которым никто не ухаживает, вянет. Он понимал, что Магдалена не нуждается материально, что у нее много красивых платьев, но она обделена человечностью и любовью.

– Ты, должно быть, страшно одинока, – предположил он.

Магдалена потупила взор.

– Да, – прошептала она. – Много раз, прогуливаясь по парку «для ежедневного моциона», я думала об этом. Мой единственный друг – маленький песик по кличке Саша, я очень скучаю по нему и надеюсь, что с ним хорошо обращаются. – Она взяла себя в руки и улыбнулась: – Ты говорил, что умеешь колдовать. Наколдуй мне много радости в жизни, Кристер! И пусть исчезнут ночные кошмары!

Кристер с неудовольствием вспомнил, как однажды пытался наколдовать, чтобы исчезла ненавистная утренняя каша. Он совершал магические пассы над тарелкой, как вдруг отец рассердился и велел ему вытереть кашу с потолка и его волос.

– Я так и сделаю, – решительно сказал он Магдалене. Можешь во всем положиться на меня. Именно абстрактная магия – моя самая сильная сторона. Эту ночь я посвящу заклинаниям и священнодействиям. Я заставлю твоих родителей обращать должное внимание на прекрасную девочку, живущую в их доме. И заставлю исчезнуть все твои дурные сны. Для такого колдовства вообще-то требуются воскурения, но здесь не получится…

Он моментально вспомнил, как чуть не устроил пожар в доме дедушки Эрланда, пытаясь унять дедушкину мигрень, которой тот всегда страдал по понедельникам. С тех пор Кристер решил никогда не прибегать к магическим воскурениям. К тому же бабушка Гунилла говаривала, что дедушкина мигрень собственного изготовления и коренится в бутыли с самогоном. Но говорила это любя и сама разрешала дедушке Эрланду провести часок-другой в праздники в компании с бутылкой. Он всегда был исключительно добр и никогда не делал ничего дурного. Никому, кроме своей собственной головы.

– А если ты не можешь совершать воскурений, то как же ты думаешь изгнать мои сны? – спросила Магдалена слегка удивленно.

– Ах, это, – вяло отозвался Кристер. – Это сложно объяснить непосвященному. У меня есть тайные заклинания.

О, да, этого добра у него было предостаточно. Но все, что прискорбно, самодельные. Ведь мама Тула так мелочна, что настоящие придерживает для себя.

Магдалена смотрела на него преданными глазами, и Кристеру казалось, что его способности стали безграничными. Он был непревзойденным, несокрушимым, он мог все!

– Доверься мне, – сказал он и ободрительно похлопал ее по руке. – Моя магия еще никогда не подводила.

Ха! Да она еще ни разу не сработала. Только у Кристера в воображении.

– А как случилось, что ты умеешь колдовать? – спросила она по-детски доверчиво.

– Это тайна, – заявил он глухим мистическим голосом. – Но тебе я могу сказать. Я принадлежу к роду Людей Льда.

– Ах, как жутко звучит!

– Да. Многие из моих предков были колдунами и ведьмами. Их сжигали на кострах и тому подобное. Но большинство из них были удивительно хорошими людьми. У меня есть родственник по имени Хейке. Он колдует еще лучше меня. Но делает только добро, он никогда не занимался черной магией. И я тоже.

– Ты так добр!

«Да», чуть не вырвалось у Кристера, но в последний момент он успел сглотнуть это «да».

– Мы такие, – заметил он вскользь. – Ничего не можем поделать. Однако холодает. Тебе нельзя простуживаться.

Она нехотя поднялась.

– О, я так не хочу, чтобы ты уезжал! Жизнь моя станет отныне вдвойне одинокой. Он думал так же.

– Я мог бы писать тебе!

Сперва она просияла, но потом маленькое, тонко очерченное личико вновь погрустнело.

– Нет, невозможно. Они читают мои письма и делают укоризненные физиономии, словно им доставляет удовольствие стыдить меня. Возможно, мне и не дадут прочесть твое письмо. А может, я могу написать тебе?

– Да! – вскричал Кристер. – Конечно, можешь! Расскажешь, как твои дела, исчезли ли ночные кошмары. Но… Я толком не знаю, как называется место, куда мы переезжаем. К югу от Стокгольма, и все.