Карина Демина - Изольда Великолепная

Ознакомительный фрагмент

Стоит начать сначала.

Очнулась я от запаха. Неописуемый смрад проник в ноздри, вырвав меня из такого уютного забвения. Я закашлялась и взмахнула руками, пытаясь отодвинуть источник вони подальше.

– Ваша светлость, соизвольте открыть глаза. – Голос был мягким, как мои старые войлочные тапочки, и я сразу прониклась к обладателю его симпатией, хотя не сразу сообразила, что обращаются ко мне. «Ваша светлость»… очаровательно просто. Глаза я открыть соизволила, потому как с закрытыми было бы сложно понять, что происходит.

Во-первых, я лежала.

Во-вторых, кровать, на которой я лежала, была столь огромна, что я сразу ощутила собственные одиночество и никчемность.

В-третьих, четыре столпа – иначе и не назовешь – поддерживали синий балдахин, расшитый звездами. Честно говоря, сперва я приняла его за небо, лишь удивилась, что небо столь низко висит, и протянула руку, чтобы пощупать вышитую звезду.

Руку мою тотчас схватили и сжали крепкие теплые пальцы. Принадлежали они незнакомому мне типу, высокому, тощему, облаченному в черный балахон. На лысеющей голове его виднелась квадратная шапочка с золотой кистью. Кисть съехала на лоб, разделив его пополам.

Сосчитав пульс – а сердце колотилось, что ненормальное, – тип сдавил мне виски, повернув голову сначала влево, потом вправо, оттянул веки и внимательно осмотрел глаза, а потом и в рот попытался заглянуть. На этом месте терпение мое иссякло.

– Руки уберите, – почти вежливо попросила я.

В горле изрядно першило. Да и само горло побаливало.

С чего бы это вдруг? Ах да, меня же придушить пытались!

– Чрезвычайная хрупкость конституции вашей светлости требует особо бережного обращения!

Не знаю, кому это было сказано, но я согласилась. Да, моя светлость требует бережного с собой обращения, и нефиг ее за горло хватать. То есть меня.

– Где эта скотина? – осведомилась я и окончательно пришла в сознание. – И кто вы такой? И вообще, куда я попала?

Сев на кровати, я огляделась. Симпатичное помещеньице подходящих для кровати размеров. И все такое нарядное. Очаровательное просто сочетание брутальной каменной кладки, шелковых портьер, позолоченных канделябров – потом я выяснила-таки, что золотых, – мрамора и дерева. Особенно впечатлил камин. Этакая пасть, облицованная камнем, а в ней огонь пылает.

Не знаю, как там по фэн-шуй положено, но камин в спальне – это круто. Сейчас я понимаю, что и практично, когда в доме нет центрального отопления.

– Не испытывает ли ваша светлость головокружение? Не ощущает ли горечь на языке? Сердечное стеснение? – продолжал допытываться тип, пристально вглядываясь в мое лицо. Подозреваю, что вид у меня был весьма специфический.

– Где я нахожусь? – Я повторила вопрос, понимая, что если не получу ответа, то завизжу от злости.

– Протекторат Инверклайд, – почтительно ответил тип. – Майорат Дохерти. – И, спохватившись, поспешил представиться: – Доктор медицинских наук Ллойд Макдаффин. Всегда к услугам вашей светлости.

Понятно. Точнее, ничего не понятно. Протекторат? Майорат? Доктор? Нет, ну с доктором ясно. Врачей недолюбливаю, но этот симпатичный. Заботливый. Вежливый. И выражение лица незамутненно-счастливое, как будто знакомство со мной – величайшее достижение его жизни.

– Я имел честь учиться в Булонии. И пользовал многих знатных особ, – сообщил он мне. – Но вы, ваша светлость, несомненно…

– Помолчите. Пожалуйста.

Я попыталась встать, к вящему неодобрению доктора. Но перечить мне не посмели. И правильно, я не в том расположении духа, чтобы мне перечить. А на шее, и думать нечего, синяки будут.

– Тан Атли умоляет вас принять его нижайшие извинения. Он глубоко сожалеет о том досадном происшествии, которое…

Что-то я сомневаюсь насчет сожаления. И происшествие было отнюдь не случайным. Но с происшествием, таном и прочими жизненными неурядицами я разберусь позже. В данный момент у меня имелась цель – окно. Огромное окно с чудесными витражами. На темном стекле средь кувшинок и звезд плясали белые цапли. Правда, привлек меня не витраж.

Я дошла до окна сама, хотя на помощь бросились и доктор, и женщина с серым невыразительным лицом. Она все время была в комнате, но держалась в тени.

– Окно откройте. – Я уперлась в ставни и попыталась открыть сама. Ставни не поддавались.

– Ваша светлость! Там ночь! Прохладно! Ваше хрупкое здоровье…

Моему хрупкому здоровью не слишком вредили осенние походы с ночевкой. Так что и в окошко выглянуть ему лишь на пользу будет.

Створки все-таки поддались, просто они открывались не наружу, а внутрь. И не стекло было черным: за окном жила ночь. Густая, южная – мне однажды повезло побывать в Крыму, – она рядилась в яркие звезды. А крупная, словно нарисованная, луна была желта и приятно округла.

В лицо дохнуло свежестью.

И ветер был соленым на вкус. Такой ветер бывает лишь с моря…

А потом на мою ладонь села крупная нарядная бабочка. Крылья ее, каждое размером с тетрадный лист, имели удивительный зеленоватый оттенок, словно были вырезаны из куска нефрита. Прожилки на крыльях лишь усугубляли сходство.

Уже не сходство.

Я коснулась не живого существа – прохладного камня. Сквозь радужный срез его просвечивало пламя.

– Это каменный виан, – подсказал доктор. – Они живут лишь несколько часов в году. Вам повезло увидеть чудо, ваша светлость. Это хороший знак.

Пусть так, но… на Земле не водятся каменные вианы. Поденки, и те, отжив короткий свой век, просто умирают, а не превращаются в камень. Мне ли не знать? Я отдала бабочку доктору и, послушная, вернулась в кровать. Я надеялась, что вижу сон и утром проснусь. Дома…

Дома больше не было. Точнее, он был, но где-то далеко, за пределами этого мира.

Я кричала. Плакала. Требовала отпустить меня.

Доктор Макдаффин предлагал эликсиры, способствующие излитию желчи, что, по его мнению, должно было избавить меня от черной меланхолии.

Я послала доктора Макдаффина к каменным вианам и принялась за посуду. О, с каким самозабвенным удовольствием я швыряла в стену тарелки, тарелочки, блюдца, чашки, вазы и вазочки… и никто в чертовом замке не посмел меня остановить. Нет! Мне с завидной покорностью приносили новые и новые сервизы.

Изощренное издевательство!

И я устала.

От усталости ли, от нервного ли расстройства или же от того легкого ветерка разболелась голова. За мигренью последовал кашель, поднялся жар, уложивший меня в постель. А когда я все-таки поднялась – с детства не люблю болеть, – то в тот же день вывихнула ногу. И ведь споткнулась на ровном месте! Пока бинтовали ногу, я загнала в ладонь занозу. Ее вытащили, но к вечеру ранка загноилась. Еще куриный бульон оказался прокисшим, изрядно испортив ночь, а утром кровь из носу пошла…