Тайна доктора Авроры - Александра Федулаева

почесать его за ухом, и вдруг поняла: впервые с утра я чувствовала не напряжение… а лёгкую тень тепла, именно потому, что Марс был рядом. Я решила сократить его кличку до более удобной. Ведь моя голова и так шла кругом от такого потока информации.

Мэриэн пригубила кофе и, ни на кого не глядя, произнесла:

— Надеюсь, теперь ты будешь более благоразумна, Аврора. Мы так переживали. Особенно Фелисити. Она всю ночь не могла заснуть.

— Я прекрасно спала, — безразлично отозвалась язва, сестрёнка, хрустя тостом.

— Неудивительно, — пробормотала я и сама испугалась, что сказала это вслух. Мне вдруг показалась, что банка с пауками захлопнулась.

Наступила тишина.

Марстен фыркнул и ткнулся носом мне в щиколотку, словно поддерживая.

Генри усмехнулся уголком губ. Лорд Рэдклифф с тревогой посмотрел на меня, но промолчал. А Мэриэн… лишь холодно приподняла бровь.

— Кажется, наш маленький котёнок подрос, — тихо произнесла она. — Надеюсь, это не приведёт к новым… падениям.

Я посмотрела в чашку. Чай был тёплым и терпким, как будто бы напоминал о чём-то настоящем, но далёком. Я понимала, что этот дом, словно сцена, на которой мне предстоит играть свою роль, пока я не разберусь во всех правилах. Но в одном я точно была уверена: я никому не позволю обижать Марса. Ни кота, ни себя.

Я медленно поставила чашку обратно на блюдце, приглушённый звон разбился о гробовое молчание.

— Прошу меня извинить, — сказала я, поднимаясь со стула. — Кажется, у меня вновь начала болеть голова.

— Конечно, милая, — с подчёркнутой заботой сказала мачеха. — Отдых тебе не повредит. Это лучшее лекарство… особенно от излишней дерзости.

Я не стала отвечать. Просто слегка склонила голову и двинулась к выходу. Марс тут же встал, как маленький телохранитель, и последовал за мной. Я чувствовала на себе взгляды, некоторые с любопытством, некоторые с явным удовлетворением, как будто я сдалась в неравной схватке.

Но шла я с достоинством. По крайней мере, старалась.

В коридоре меня догнал Марс. Он пробрался незаметно, как всегда, и теперь ступал рядом, будто знал, что я на пределе. Я обернулась, чтобы убедиться, что нас никто не видит, и присела на корточки.

— Хороший мальчик, — прошептала я, почёсывая его за ухом. — Ты хоть один не двуличный.

Он ткнулся мордой мне в грудь и замурлыкал.

Глава 3

Я открыла дверь в комнату и, едва переступив порог, повернулась к Бетси.

— Ты можешь идти. Я хочу немного побыть одна, — тихо сказала я.

— Конечно, миледи, — она быстро поклонилась, но перед уходом бросила обеспокоенный взгляд. — Если вам что-то понадобится…

— Я позову, — пообещала я, и дверь за ней мягко закрылась.

Комната встретила меня тишиной. Не тягостной, а почти родной. Я прошла к окну и распахнула его настежь, впуская в комнату свежий воздух, пахнущий мокрой землёй и цветами с нижнего сада. Марс, теперь просто Марс, коротко и по-свойски, запрыгнул на подоконник и улёгся, внимательно глядя на меня янтарными глазами.

Когда я встала напротив него, почти вплотную, и заглянула ему в глаза, меня поразило, что я вижу перед собой не просто кота. Его взгляд был таким глубоким, почти человеческим. В нём не было страха, только понимание.

— А ведь всё началось из-за тебя, — произнесла я вслух, не отводя взгляда. — Из-за тебя я умерла.

Яркая картина возникла перед глазами, словно вспышка лампы в клинике.

Я была единственным ребёнком в семье. Нельзя сказать, что родители не любили меня, но у них всегда было очень много дел, и на меня почти не оставалось времени. Мы жили в Тульской области, и наша квартира располагалась на территории военного городка. Отец был начальником штаба батальона и постоянно пропадал на службе. Борис Григорьевич Горбатенко отличался высоким ростом и внушительными габаритами. Когда он появлялся, его подчинённые невольно вытягивались в струнку. Никому не хотелось попасть под его горячую руку. В гневе он был страшен. Но вся его бравада и строгость были ровно до того момента, когда он переступал порог нашего дома. Здесь он становился абсолютным и безоговорочным подкаблучником.

Мама была необыкновенно красивой женщиной, и неудивительно, что отец её очень любил и потакал во всём. Несмотря на то, что в те годы в нашем небольшом городе было сложно найти приличные наряды, Вера Фёдоровна всегда выглядела безупречно, как и подобает учителю русского языка и литературы.

И у неё всегда была одна мечта — переехать в Москву.

— В Москву, в Москву! Как у Чехова, помнишь? — повторяла она отцу. Я была совсем ещё маленькой и с восхищением смотрела на мать. Тогда я не знала, кто такой Чехов, и думала, что Москва — это какая-то волшебная страна, где живут красивые, важные люди, ходят по театрам и пьют кофе в прозрачных чашках. Мама грезила этим городом, как Золушка балом. А я… Я грезила тем, чтобы она просто села рядом и почитала мне сказку на ночь. Но у неё всегда были дела, методички, планёрки, родительские собрания. Или мечты. А я вечно была где-то на периферии её мира.

Меня растила бабушка, мать отца. Которую вызвали в срочном порядке из Полтавской области, чтобы она заботилась обо мне. Я часто болела, и соседки сначала с радостью соглашались посидеть со мной, потому что не хотели отказывать жене начальника штаба. Однако со временем они утратили энтузиазм и начали находить неотложные дела.

Мария Николаевна. Баба Маня. Женщина крепкая, немногословная, с натруженными руками и удивительно добрыми глазами. Она меня жалела, не громко, не жалобно, а по-своему. Варила суп, клала в мою тарелку побольше мяса, гладила мои густые непослушные волосы и говорила:

— Ты у нас не красавица, Леночка. Зато душа у тебя хорошая. А душа — это важнее.

Я тогда верила ей. Потому что в школе со мной редко кто дружил. Я была крупной, нескладной, у меня быстро полезли прыщи и началась вечная война с одеждой: ничего не сидело как надо. И всё же я не была несчастной. Просто рано привыкла жить в одиночестве. Мне всегда было легче с животными. Я подбирала раненых воробьёв, лечила уличных котов, приносила домой щенят с перебитыми лапами, а бабушка лишь качала головой:

— Вся в моего брата. Тот тоже кошек в деревне спасал…

А потом случился переезд.

Мама добилась своего, мы уехали в Москву. В тот момент бабушка уже покинула нас. Она ушла тихо, во сне, как и жила, никому не мешая. Я искренне оплакивала её, самого близкого человека, с которым меня связывала ниточка безусловной