Дуэт в интерьере или Он, Она и Все Остальные - Макс Мах

себя Вуаль Теней, двигаться по городу бесплотным призраком. Магия, однако, отнимала у нее слишком много сил, так что пришлось поспешить, чтобы не потерять сознание от истощения прямо посередине города. Но тут ей немерено повезло. Неподалеку от Зои остановился красивый автомобиль, и водитель, не заглушая мотор и не захлопнув за собой дверцу, направился к табачному киоску. Девочка, разумеется, не знала, куда он едет, но интуиция подсказывала, что такой «авантажный» господин едет или на работу, а это, судя по его внешнему виду, должно было быть какое-нибудь приличное место, - банк, контора или еще что-нибудь в том же роде, - или возвращается откуда-нибудь домой. Предположив, что живет мужчина не в худшем месте из всех возможных и, даже если не сразу, то уж вечером он всяко-разно направится домой, Зои залезла в его автомобиль и притаилась между передними и задними сидениями. К счастью, как выяснилось чуть позже, день был выходной, и, возвращаясь с затянувшейся вечеринки, ехал мужчина все-таки домой. Дом же его, как и предполагалось, располагался в очень хорошем районе.

Зои откуда-то знала, что заросшие плющом и оплетенные лозами дикого винограда двухэтажные особнячки, построенные из белого камня и бурого кирпича, означают, что она попала в подходящее место. Старый, основательный и хорошо обустроенный район, населенный состоятельными людьми, среди которых должно было быть много представителей интеллигентных профессий. Так оно позже и оказалось. В этом пригороде жили, в основном, успешные инженеры, врачи и юристы, разбавленные небольшим количеством рантье, средней руки предпринимателей, вроде владельца небольшой типографии, и людей искусства, включая первую скрипку городского симфонического оркестра, двух художников и одного писателя. А еще дома здесь стояли на просторных участках, огражденных декоративным кустарником и заросших старыми деревьями: каштанами, дубами и вязами, с небольшим представительством тисов, кедров и буков. Прятаться в таком месте было легко, и это было хорошо, поскольку Зои начала чувствовать усталость, не говоря уже о том, что ее неожиданно, хотя и ожидаемо, покинула магия. И единственное, что все еще оставалось в ее распоряжении, это здравый смысл и вдумчивая осторожность.

Держась в тонусе буквально из последних сил, Зои в течение дня наблюдала за жизнью пригорода, во всяком случае, за той его частью, которая примыкала к местному гольф-клубу. Несколько заасфальтированных улиц-аллей, зеленые фасады, хорошие автомобили, припаркованные возле домов, дети, играющие на лужайках, ухоженные женщины, накрывающие на стол к позднему завтраку, раннему обеду или ужину с друзьями, и, наконец их семьи: солидные мужчины и воспитанные дети. Впрочем, не все женщины были домохозяйками, и не во всех семьях имелись дети. День, на ее счастье, оказался то ли праздничным, то ли выходным, и Зои смогла проследить за жизнью нескольких перспективных семей, но, в конце концов, остановила свой выбор на той, которая понравилась ей больше других.

Доктор юриспруденции, мэтр[6] Август Аренберг и его супруга доктор медицины Вера Аренберг оказались симпатичной бездетной парой в возрасте под сорок. Оба высокие и подтянутые, она – светло-русая и зеленоглазая, он темно-русый и голубоглазый. В их гостиной Зои увидела пианино и многочисленные полки с книгами, и это хорошо говорило о хозяевах дома. Книг в доме, и вообще, было много, в особенности в рабочих кабинетах Веры и Августа, расположенных рядом с их общей спальней на втором этаже. А еще оба, и мужчина, и женщина, судя по наличию в доме двух ракеток и прочего инвентаря, играли в большой теннис и, вообще, уделяли время занятиям спортом, что опять-таки говорило в их пользу. Но последним доводом в пользу того, чтобы выбрать именно этот дом и этих людей, стал язык. Между собой Вера и Август говорили по-французски, но то и дело переходили на немецкий. Вот по-немецки Зои с ними и заговорила.

Спрятав в расположенной поблизости старой дубовой роще деньги и другие компрометирующие ее вещи, она вышла к дому супругов Аренберг и постучала в дверь. Когда та наконец открылась и на пороге появилась Вера, с удивлением взирающая на незнакомую маленькую девочку, Зои заговорила.

- Прошу прощения, добрая госпожа, - сказала она на отличном Hochdeutsch[7], - но не могли бы вы дать мне немного еды и стакан воды. Я голодна и хочу пить.

Разумеется, ее тут же пригласили в дом и первым делом напоили и накормили. Но по ходу дела ей также задали несколько крайне важных вопросов, не задать которые Аренберги попросту не могли. Однако девочка смогла сообщить немногое: ее зовут Кья, то есть, вероятнее всего, Кьяра, ей шесть лет, и она живет с дядей, но не здесь, а где-то далеко-далеко, потому что сюда они ехали почти целый день на дядином автомобиле. А потом дядя, - имени которого девочка не знала, называя его просто «дядей», - высадил ее из машины недалеко отсюда, и она долго ждала его на автобусной остановке, но он за ней так и не вернулся. Аренбергов ее история, разумеется, возмутила, но отнюдь не удивила. В стране, как поняла Зои из реплик, которыми то и дело обменивались между собой Август и Вера, свирепствовал жесточайший экономический кризис. Так что оставшийся без средств мужчина, воспитывавший к тому же не родную дочь, а в лучшем случае, племянницу, вполне мог оставить ее близ благополучного пригорода, надеясь, что здесь у нее будет гораздо больше шансов выжить, чем если бы она осталась с ним. Но это были всего лишь осторожные предположения и замечания общего характера, однако, будучи людьми серьезными, Аренберги сразу же занялись вопросами практического свойства. И, пока Вера, как врач, осматривала ребенка, разыскивая симптомы несуществующих болезней и плохого обращения, Август созванивался с какими-то полицейскими чинами и лично знакомыми ему членами судейской коллегии. А позже, не найдя у Кьяры никаких признаков опасного нездоровья, Вера помыла накормленную девочку под душем и уложила ее спать в гостевой спальне. Так началась новая жизнь княжны Зои Геннегау.

***

На следующее утро она снова проснулась ребенком. Необычным, талантливым, знающим и понимающим многое из того, что детям ее возраста знать и понимать не дано. Но все-таки Кьяре, - а теперь она уже полностью превратилась в Кьяру, - было всего пять лет, и, хотя она все еще помнила, кто она и откуда, скрывать правду ей было несложно. По-видимому, это являлось частью