Андрей Мартьянов - Мировой кризис

– …Господа, у нас мало времени, – ошарашенных столь бурными событиями концессионеров в полном составе согнали в салон и усадили за обеденным столом. Тимоти успел понять, что бандиты явно рисуются: на вульгарных разбойников с большой дороги не похожи, все при пиджаках, полосатые брюки, котелки, яркие жилетки. – Давайте посмотрим, что у нас есть…

Главный, человек странной внешности – будто бы и европеец лицом, но с восточным разрезом глаз, в светлом бежевом костюме и вооруженный «Браунингом-1909» – изящной кошачьей походкой прохаживался по вагону. Его подручные успели стащить сюда чемоданы иностранцев и быстро их выпотрошить, свалив все самое ценное на столешницу.

Говорил узкоглазый по-французски, пускай и с ошибками, выдающими не самого образованного подданного Российской империи.

– Мои нижайшие извинения, господин граф, – бросив обратно на стол бумажник Баркова, сказал он. Алексей Григорьич и взъерошенный Прохор были единственными, кого нападавшие сковали наручниками, явно полагая, что соотечественники в отличие от заграничных господ могут начать нешуточно бузить. – При всем уважении, я не хотел обидеть вас лично, но всякая неприятность в этой жизни случается, никто не избавлен. Вы мне расскажете, кто тут господин Вулси, из Англии? А то в исподнем все равны, что биндюжник, что король?

– …! – кратко ответил Барков. Главарь только руками развел.

– Я не люблю ненужных жестокостей, и вы должны это понять, – он быстрым движением приставил браунинг к голове бледной Евангелины, плохо понимавшей, что происходит. – Но ведь не нужно грубостью делать так, чтобы из моего пистолета вылетела случайная пуля? Господин Вулси, отзовитесь?

– Уберите оружие, – попытался привстать Джералд, но его мигом усадили обратно, положив на плечи железные лапищи. – Это я. Что вам угодно, господа?

– Книга, – коротко ответил человек с восточными глазами. – Или копии с книги, о которой вы отлично знаете.

– Книга там, где ей и положено быть, – Барков сплюнул сквозь зубы прямиком на ковер салона. – В Царском. Вот вы, значит, откуда…

– Мы просто из Одессы, – пожал плечами господин с браунингом. – И ищем то, что нужно человеку, заплатившему деньги. Тогда отдайте копии, меня уверили, будто они при вас. Не вынуждайте меня выстрелить. Кому это нужно?

– Мишка, посмотри… – вякнул один из бандитов, стоявший рядом с Ойгеном. Австрияка начало слегка трясти. Хаген просыпался.

На обычных людей «превращения» господина Реннера обычно производили неизгладимое впечатление – эффект преображения весьма молодого человека в могучего бородача был силен, но тут вновь произошло странное: косоглазый, ничуть не смутившись, просто выстрелил Ойгену в грудь. На белой рубашке обозначилось кровавое пятно. Ева прикрыла рот ладонью. Монброн был близок к обмороку.

– Вы же видите, я серьезен до невозможности, – тихо сказал главарь. – И предупрежден о ваших шуточках. – Бумаги? Или следующей будет дама!

– Коричневый портмоне, – упавшим голосом сказал Джералд. – Вон там, справа, на столе. Но вы гарантируете, что…

– У меня контракт, – неприятно усмехнулся человек с восточной внешностью. – Сейчас взгляну. Да… Кажется, это то, что нужно. Косой, Фима, заберите все остальное – деньги, часики, оружие. Простите, господа, но это обычный налет: зачем я буду оставлять вам то, что смогу потратить сам?..

Они были стремительны и в какой-то мере безупречны: выпотрошили бумажники, концессионные документы отправили в печку кухоньки салона, единственно, не опустились до обшаривания карманов. Один из бандитов, перерывавший чемодан Баркова, нашел коробочку с Георгиевским крестом четвертой степени, покачал головой и положил орден на место; забрал только маменькин образок в золотом окладе с изумрудами.

– Прощения просим за неудобства, – сказал косоглазый, выставив перед собой пистолет и отходя к распахнутым дверям вагон-салона. – Посидите смирно совсем немного, и впредь мы с вами никогда не встретимся.

Замешательство концессионеров продолжалось не больше минуты. Разбойники ушли. Ева первая бросилась к Ойгену, за ней поспешил граф.

– Ублюдки, руки сковали… Евангелина, да отойдите же! Дышит! Странно, ранение в область сердца!..

– Дайте сюда! – заорал Тимоти, хватая со стола вилку. – Наручные браслеты фирмы «Джексон и Воль», они открываются моментально. Стойте спокойно! Прохор, иди сюда! Дай руки! Погодите, у меня второй пистолет лежал под подушкой, они его не нашли, вдруг вернутся?

– Не вернутся, – ответил мсье Вершков, быстро растерев запястья. – Одесские налетчики, про них столько в газетах пишут – появились из ничего, исчезли в никуда. Чувствуете, керосином потянуло? Мистер Тимоти, за мной бегом! Доктор, вы тоже!.. Ваше сиятельство!

Камердинер графа не ошибся – через разбитые окна отчетливо воняло чем-то нефтяным с дымной примесью.

Выскочили из вагона. На первой платформе с контейнерами полыхнул оранжевый костерок, лопнула банка с керосином, огонь начал расползаться.

– Я к паровозу, – рявкнул Тимоти. – А вы расцепляйте вагоны! Эти скоты решили нас сжечь!

– Прошка, давай! – его сиятельство самолично ухватился за винт крюка-замка, соединявшего платформу и товарный. Примчавшийся к локомотиву Тимоти тем временем быстро освобождал машиниста, отпирая замочек браслетов найденной тут же согнутой медной проволокой. – Пр-рохор, наляжем!

Паровоз громогласно фыркнул, остатка пара хватило, чтобы он прошел вперед еще ярдов пятьдесят, разъединяя основной состав с заполыхавшей факелом платформой. Удалось сохранить авто – «Руссо-Балт», стоявший на отдельной двуосной железнодорожной тележке, Барков с Прохором успели спасти от огня, зато все снаряжение концессии теперь превращалось в пепел: зарево пожара видели за несколько верст.

Конная полиция из Березовки подоспела четверть часа спустя. С ней прибыли два пожарных экипажа, которым делать здесь было уже нечего.

После рассвета разгромленный курьерский поезд с пассажирами и погибшими был доставлен маневровым паровозом на станцию.

Началось разбирательство. О происшествии незамедлительно телеграфировали куда следует.

В семь утра дежурный адъютант разбудил одесского шефа жандармов, князя Бобруйского-Думбадзе.

В девять доложили его величеству императору Всероссийскому Николаю III, в череде прочих чрезвычайных событий. Обычная сводка. Император выразил недовольство.

В полдень по Петербургу приватная новость незнаемыми путями дошла до Парижа, и с нею ознакомился некий Люк Анно.

Мсье Анно имел привычку думать, перед тем как действовать. Посему две телеграммы в Одессу он отправил только через сутки, тщательно взвесив все «за» и «против».