Светлана Багдерина - Не будите Гаурдака

— Убери этот хлам немедленно, пока я сам не взялся за это!!! Герои жаждут и томятся! Они заслужили настоящий пир, а не твои выкрутасы! В куклы до сих пор не наигралась, клуша?

— Да как ты!..

— Молчи!!! Ты ничего не понимаешь своими куриными мозгами, но всюду лезешь в мужские дела! И это уже не в первый раз!

— Мне надоело…

— Вот и угомонись! Запомни, наконец, что перед тобой не какие-нибудь заморские фифы, а могучие воины своей страны! Герои! Гиганты!

Герои и гиганты одобрительно взревели и заколотили мечами, палицами и топорами кто об щиты, кто — о шлемы соседей.

— Почему ты считаешь… — сделал последнюю, отчаянную попытку неизвестная хозяйка, но и она была обречена на провал.

— Я считаю до трех, Фригг! — угрожающе рыкнул тот же мужской бас. — И если ты не исправишь всё, как надо… Раз… Два…

Женщина снова проиграла.

Мягкий свет от свечей, окружавший столы, мигнул и погас, а когда колоссальный зал снова озарился, то оранжево-красные тени громадных очагов и жаровен заплясали на стенах, полу и сердитых лицах явно зависевшихся героев.

Скатерти и всё, что было на них, бесследно исчезло, и на глазах у запоздалых посетителей закрутилось волшебство иного рода.

С потолка на голые доски столешниц с грохотом обрушились двадцатилитровые бочонки, источающие кислый запах эля. Следом за ними с сухим стуком дождем посыпались двухлитровые деревянные кружки, блюда, размером со щиты1, а на них — по половине бараньей туши.

Место тарелок заняли ломти черного хлеба сантиметров десять толщиной, а на них — ломти дымящегося2 мяса.

---------------------

1 — Присмотревшись, лукоморцы обнаружили, что это и вправду были щиты — круглые, выпуклые, медные — чтобы сок не протекал.

2 — Подгорело и местами обуглилось.

---------------------

Притихшие было при первых звуках ссоры отряги оживились, радостно загомонили, и плавно опустились на заскрипевшие под их и оружия тяжестью лавки.

Оружие из их рук испарилось, но зато откуда-то из-под столов выскочили поджарые гончие, и преданными голодными глазами уставились на ломящиеся под бременем мяса и костей столы.

— Герои мои! Отряги! День прошел славно! Так встретим же ночь с весельем! — прогремел над вояками, радостно потирающими так и оставшиеся немытыми руки, тот же голос, но теперь уже тише и добродушнее. — Пейте, пока не сможете выпить больше ни капли!.. Ешьте, пока ни единой крошкой больше не поместится в ваши утробы!.. Одна капля — это не море!.. Одна крошка — это не хлеб!.. Веселье и горе — два берега одного фьорда!.. Один день и вечность…

— За Хеймдалл! За Старкад!.. — воззвал, перекрыв недосказанную фразу, другой голос — хриплый и грубый.

— Во имя Рагнарока!!! — вступил третий, мелодичный и сильный, и темные, немытые со дня сотворения Хеймдалла кружки сами по себе наполнились до краев пенистым мутным пивом.

В ноздри ударил убойный запах неопознанных злаков, наскоро сваренных с недозрелым хмелем.

"Так вот что значит — "злачные места"… — про себя усмехнулась Сенька.

— Во имя Рагнарока!!!.. — дружным ревом отозвались отряги, с глухим стуком сдвинули кружки, расплескивая эль на себя, кушанья и собак, и пиршество длиною в ночь началось.

— Он где-то справа, — решительно ткнул пальцем в заявленном направлении чародей, едва улеглось последнее эхо раскатистого голоса Светоносного. — Полетели. В конце концов, время ужинать, а нас тоже приглашали.

— Его приглашали, — педантично уточнил Иванушка, вежливо качнув головой в сторону зачарованно глазеющего на происходящее внизу королевича, но маг отмахнулся:

— Где один, там и четверо…

— Не четверо, а пятеро… — поправил его ворчливо шерстяной голос. — Надеюсь, в меню павших героев Отрягии входит мята, выбивалка и печка…

— Вперед!

И они полетели направо.

Искать долго источник тостов не пришлось — в самом конце холла возвышался монументальный каменный помост в рост человека. На нем стоял длинный стол, точно такой же, как и его собраться внизу, а за столом сидели трое.

Вернее, двое сидели, а третий стоял между ними и увлеченно что-то говорил, преувеличенно-оживленно жестикулируя.

— Если один из них — не Рагнарок, то я — ученик свинопаса, — довольно изрек Адалет и самодовольно похлопал Масдая по спине:

— Рули туда, старина. Ты когда-нибудь видел богов?.. — выспренно вопросил он исполнительное транспортное средство. — Ну, так узришь сей…

— Ну, видел. А что? — скучающим пыльным голосом отозвался ковер, послушно ложась на указанный курс.

— Кхм… Да?.. — разочаровано отозвался волшебник и как будто стал на два размера меньше. — Ничего. Просто интересно. А ты, Иван? Серафима?

Иванушка ответил коротко "да", Сенька же задумалась, демонстративно задрала голову вверх и стала медленно загибать пальцы.

— Раз… два… три… Ну, штук пять как минимум, — наконец сообщила она и перевела невинный взор на чародея. — А ты?

— Эй, любезный, можно побыстрее? — недовольно постучал по Масдаю вместо ответа маг.

Но торопиться было некуда — президиум банкета был уже метрах в двадцати от них и быстро приближался.

Сенька окинула любопытным взглядом погруженную в беседу троицу.

Слева сидел чисто выбритый молодой мужчина с распущенными по плечам и тщательно расчесанными и завитыми темно-рыжими волосами. Полуприкрыв глаза, он почтительно прислушивался к тому, что говорил его сосед слева.

А слева от него, небрежно облокотясь о край стола и повернувшись в пол-оборота к собеседнику, расположился обритый налысо старик с бородой, заплетенной в длинную тонкую косичку — продолжение подбородка. На лице его застыло выражение человека, заучившего наизусть за ночь всё содержимое сборника "В мире мудрых мыслей": заторможенный, слегка изумленный, слегка расфокусированный взгляд в подсознание, озадачено склоненная набок под тяжестью огромности мироздания голова, медленно шевелящиеся в непрерывном диалоге с вечно меняющейся Вселенной губы. В такт своим словам он дирижировал толстым коротким куском колбасы, зажатым в облитых жиром пальцах.

Длинноволосый отрешенно, словно в экстазе, кивал.

Между двумя сотрапезниками, скрестив руки на груди, возвышался еще один, замотанный в шкуры, как шарпей. Из-за копны густых спутанных волос и бороды, которых хватило бы с лихвой на обоих его соседей по столу, да еще на пару отрягов внизу, ни возраста, ни выражения лица его было не разобрать. Но Серафима почему-то казалось, что дегустация хеймдаллского эля началась для него сегодня задолго до наступления темноты. Единственным украшением его персоны был тонкий сыромятный ремешок, стягивающий на уровне левой щеки прядь толщиной с палец.